Потом ощущение реальности вернулось. Мелодия в голове начала
утихать… утихать… смолкла. Я зашагал дальше, очень медленно. Как человек,
идущий по тонкому льду. Боялся, что вывалюсь из этого мира, если надавлю на
тротуар сильнее, и окажусь в темноте. Я знал, что все это какой-то бред, тогда
я это знал, но знания не всегда помогают, не так ли?
— Не всегда, — Эдди вспомнил о тех днях, когда баловался
героином в компании Генри.
— Не всегда, — согласилась Сюзанна.
— Не всегда, — кивнул Роланд, подумав о Иерихонском Холме.
Подумав об упавшем на землю роге.
— Я прошел один квартал, потом два, три. Опять начал думать
о том, что все будет хорошо. Да, я ощущаю во рту дурной вкус, да, я могу видеть
вампиров третьего типа, но я к этому приспособлюсь. Особенно, с учетом того,
что вампиры третьего типа не засекают меня. Я их видел, они меня — нет, словно
мы находились по разные стороны стекла, которое пропускает свет только в одну
сторону. Но в тот вечер я увидел кое-что похуже, гораздо хуже, чем эти вампиры.
— Ты увидел того, кто действительно умер, — сказала Сюзанна.
Каллагэн повернулся к ней. На лице читалось крайнее
изумление.
— Как… как ты…
— Я знаю, потому что побывала в Нью-Йорке посредством
Прыжка, — ответила Сюзанна. — Мы все побывали. Роланд говорит, что это люди,
которые или не знают, что они умерли, или отказываются с этим смириться. Они.
Как ты их называл Роланд?
— Бродячие мертвяки, — ответил Роланд. — Их немного.
— Но и немало, — Каллагэн вздохнул, — они знали, что я их
вижу. На Парк-авеню мужчина без глаз и женщина правых руки и ноги, с обожженным
телом смотрели на меня так, будто думали, что я могу… ну, не знаю, вернуть им
жизнь.
Я побежал. Бежал долго, потому что пришел в себя на углу
Второй авеню и Девятнадцатой улицы, сидел на бордюрном камне, опустив голову,
тяжело дыша.
Какой-то старичок подошел, спросил, все ли со мной в
порядке. К тому времени я уже успел отдышаться и ответил, что да. Он сказал,
что в таком случае мне бы лучше подняться. Менее чем в двух кварталах
патрульная машина, она приближается к нам и меня могут загрести, если увидят
сидящим на бордюрном камне. Я посмотрел старику в глаза и ответил: «Я видел вампиров.
Даже убил одного. Я видел ходящие трупы. И вы думаете, что меня испугают два
копа в патрульной машине?»
Он попятился. Предложил мне держаться от него подальше.
Сказал, что хотел лишь оказать мне услугу и вот, мол, что он за это получил. «В
Нью-Йорке, — воскликнул он, — ни одно доброе дело не остается безнаказанным», —
и, разъяренный, потопал прочь.
Я расхохотался. Встал, оглядел себя. Рубашка вылезла из
брюк. Сами брюки к какой-то краске. Я, конечно, понятия не имел, где успел в
нее вляпаться. Я огляделся и, спасибо всем святым и грешникам, увидел, что
совсем рядом бар «Американо» Потом я выяснил, что в Нью-Йорке их несколько, но
тогда решил, что он перенесся сюда из сороковых годов, что спасти мне жизнь. Я
вошел, сел на стул в конце стойки, а когда подошел бармен, сказал: «Ты для меня
кое-что припас».
— Неужто, приятель? — спросил он.
— Да, — кивнул я.
— Тогда скажи, что именно, и я принесу.
— «Бушмиллс»,
[36]
— ответил я, — а поскольку ты держишь его
для меня с прошлого октября, почему бы тебе сразу не налить двойную порцию.
Эдди передернуло.
— Плохая идея.
— В тот момент мне казалось, что это лучшая идея всех времен
и народов. Я мог забыть Люпа, перестать видеть мертвяков, возможно, даже
перестать видеть вампиров… москитов в образе человеческом.
— К восьми вечера я напился. К девяти сильно напился. К
десяти нализался до чертиков. Смутно помнил, как бармен вышвыривает меня за
дверь. Наутро проснулся на скамейке в парке, под газетным одеялом.
— Возвращение в исходную точку, — пробормотала Сюзанна.
— Ага, леди, возвращение в исходную точку, ты права, и я
говорю, спасибо тебе. Я сел. Подумал, что моя голова сейчас расколется. Опустил
ее между колен, а поскольку она не взорвалась, вновь поднял. Старуха сидела на
скамье в двадцати ярдах от меня, обычная старуха, в платке на голове, кормила
воробышков из бумажного пакета с орешками. Только синий свет гулял по ее щекам
и лбу, вырывался изо рта и прятался в нем при, соответственно, выдохах и
вдохах. Одна из них. Москит. Ходящие трупы исчезли, но я по-прежнему мог видеть
вампиров третьего типа.
Вроде бы опять следовало напиться, но возникла одна
маленькая проблема: отсутствие денег. Пока я спал под газетами, кто-то обчистил
мои карманы, так что в бар путь мне был заказан, — Каллагэн улыбнулся. Криво,
невесело.
— В тот день я нашел «Менпауэр». Нашел и на следующий день,
и днем позже. Потом напился. Так и пошло. Три дня я работал трезвым, обычно
разнорабочим на стройке или грузчиком на складе какой-нибудь большой компании,
потом напивался до поросячьего визга, а следующий день приходил в себя. После
чего цикл повторялся. Все лето 1976 года, которое я провел в Нью-Йорке. И
везде, куда бы я ни пошел, мне слышалась песня Элтона Джона «Кто-то сегодня
спас мне жизнь». Не знаю, была она популярна в то лето или нет, но я слышал ее
везде. Однажды работал пять дней подряд в «Коури муверс». Пять дней без выпивки
— то был мой июльский рекорд. На пятый день бригадир подошел ко мне и спросил,
не хочу ли я работать у них постоянно.
— Не могу, — ответил я. — В моем контракте с «Менпауэр»
черным по белому записано, что я целый месяц не могу поступать на постоянную
работу в другую компанию.
— Да брось ты, — отмахнулся он. — Все плюют на это дерьмо. И
знаешь, что я тебе скажу, Донни? Ты — хороший парень. И мне представляется, что
ты можешь не только затаскивать мебель в фургон. Как насчет того, чтобы
подумать об этом вечером?
— Я подумал, а размышления, как обычно в то лето, привели к
выпивке. Так что я оказался в каком-то маленьком баре неподалеку от
«Эмпайр-Стейт-Билдинг», потягивал виски и слушал Элтона Джона: «Ты почти
вонзила в меня свои коготки, не так ли, дорогая?» А когда оклемался, обратился
в другую компанию, где людей тоже нанимали на один день, но никогда не слышали
о гребаной «Коури муверс».
Слово «гребаной» Каллагэн буквально выплюнул, что
свойственно людям, которые крайне редко прибегают к ругательствам.
— Ты пил, ты бродил по городу, ты работал, — кивнул Роланд.
— Но в то лето ты занимался и еще одним делом, не так ли?
— Да. Но мне потребовалось какое-то время, прежде чем я им
занялся. Я несколько раз видел их, женщина, кормившая воробьев, была первой, но
они ничего такого не делали. То есть я знал, кто они, но еще не мог пойти на
хладнокровное убийство. А потом, как-то вечером в Бэттери-Парк,
[37]
увидел, как
один кормится. К тому времени у меня в кармане уже лежал складной нож, который
я всюду носил с собой. Я подошел к нему сзади, он продолжать жадно сосать
кровь, и ударил четыре раза, в почку, между ребрами, в спину и шею. В последний
удар вложил всю силу. Острие ножа вышло из адамова яблока. С хрустом.
