— Но ведь даже сильнейший ветер не может нанести ущерб «Ролваагу»? — спросил Макферлейн.
— Конечно, пока мы не потеряем рулевое управление. Но «кладбищенские» ветры загоняют неосмотрительные и беспомощные суда в ревущие шестидесятые. Так мы называем океанское пространство между Южной Америкой и Антарктидой. Для моряка это худшее место на земле. Там поднимаются гигантские волны. Это единственное место, где волны и ветер могут вместе обогнуть землю, не разбиваясь о сушу. Волны становятся все больше и больше, доходя до двухсот футов высоты.
— Господи, — ужаснулся Макферлейн. — Надеюсь, вы в такое не попадали?
Бриттон покачала головой.
— Нет, — ответила она. — Никогда в прошлом и не хотела бы в будущем.
Она помолчала, потом сложила салфетку и посмотрела на Макферлейна через стол:
— Вы когда-нибудь слышали о капитане Гоникатте?
— Английский моряк? — раздумчиво произнес Макферлейн.
Бриттон кивнула:
— Он вышел из Лондона в тысяча шестьсот седьмом году на четырех кораблях, держа путь в Тихий океан. За тридцать лет до этого Дрейк обогнул мыс Горн, но при этом потерял пять из шести кораблей. Гоникатт решил доказать, что можно пройти, не потеряв ни единого судна. Они попали в шторм, когда подходили к проливу Ле-Мейр. Команда призывала Гоникатта вернуться, но он настоял на продолжении плавания. Огромная волна, чилийцы называют ее «тигрес», потопила два корабля меньше чем за минуту. С двух других сорвало мачты. Через несколько дней корабли, подгоняемые к югу нарастающей бурей, пересекли границу льдов.
— Границу льдов?
— Это там, где воды южных океанов встречаются с почти замерзающими водами Антарктики, где начинается лед. Океанографы называют это антарктической конвергенцией. В какой-то момент ночью корабли Гоникатта бросило на ледяной остров.
— Как «Титаник», — тихо сказала Амира.
Это были первые слова, произнесенные ею за последние несколько минут.
Капитан посмотрела на нее.
— Не айсберг. Ледяной остров. Гора, которая погубила «Титаник», детский кубик в сравнении с тем, что встречается за границей льдов. Тот, о который разбились корабли Гоникатта, был, по-видимому, размером миль двадцать на сорок.
— Вы сказали, сорок миль? — поразился Макферлейн.
— Были сообщения и об островах большего размера. Больше некоторых государств. Они различимы из космоса. Гигантские тарелки, сброшенные с ледяных полок Антарктиды.
— Господи!
— Из ста с лишком человек, бывших еще живыми, тридцати удалось залезть на ледяной остров. Они собрали какие-то обломки, которые забросило наверх, и развели маленький костер. В течение двух следующих дней половина из них умерли от переохлаждения. Им приходилось переносить костер, потому что он погружался в лед. У них начались галлюцинации. Некоторые говорили, что огромное существо в саване, с шелковистыми белыми волосами и с красными зубами уносит членов команды.
— Подумать только, — сказал Брамбелл, прервав интенсивное поглощение пищи, — это же прямо из «Повести Артура Гордона Пима» Эдгара По.
Бриттон помолчала, глядя на него.
— Совершенно верно, — сказала она. — Фактически По позаимствовал идею. Говорилось, что создание отъедает у них уши, пальцы ног и рук и колени, оставляя остальные части тела разбросанными по льду.
Слушая ее, Макферлейн осознал, что разговоры за ближайшими столами прекратились.
— В течение последующих двух недель моряки умирали один за другим. Скоро из-за голода их осталось всего десять человек. У выживших был единственный выбор.
Амира состроила гримасу и со звяканьем положила вилку.
— Мне кажется, я знаю, что дальше.
— Да. Им пришлось есть то, что моряки иносказательно называют «долговязой свиньей». Их собственных умерших собратьев.
— Славно, — сказал Брамбелл. — Полагаю, это вкусней свинины, если приготовлено должным образом. Передайте, пожалуйста, ягнятину.
— Примерно через неделю один из выживших заметил приближение останков судна, раскачиваемых огромными волнами. Это была кормовая часть одного из их собственных кораблей, который во время шторма развалился надвое. Они начали спорить. Гоникатт и с ним еще несколько человек хотели рискнуть поплыть на этих останках кораблекрушения. Но те сидели глубоко в воде, и у большинства не хватало духа выйти на них в море. В результате только Гоникатт, его старшина-рулевой и один рядовой матрос отважились плыть. Старшина умер от холода, не успев забраться на борт развалины. Но Гоникатт и матрос сумели это сделать. Последний раз они видели тот массивный ледовый остров тем же вечером. Его развернуло мертвой зыбью и медленно потащило к Антарктиде и к забвению. Когда он исчезал в тумане, им казалось, что они видели создание в саване, разрывавшее на куски их товарищей. Тремя днями позднее их развалину выбросило на рифы вокруг островов Диего-Рамирес, юго-западнее мыса Горн. Гоникатт утонул, и до берега добрался только матрос. Он выжил, питаясь моллюсками, гуано бакланов, мхом и бурыми водорослями. Он постоянно поддерживал огонь, используя торф, в слабой надежде, что какое-нибудь судно будет проходить мимо. Спустя шесть месяцев его сигнал был замечен на испанском судне, которое его и приняло на борт.
— Наверное, он был рад видеть этот корабль, — сказал Макферлейн.
— И да, и нет, — сказала Бриттон. — Англия в то время воевала с Испанией. Он провел последующие десять лет в темнице в Кадисе. Но в конце концов его выпустили, и он вернулся в свою родную Шотландию, женился на девушке на двадцать лет его моложе и вел жизнь фермера, далеко-далеко от моря.
Бриттон помолчала, поглаживая сложенную салфетку кончиками пальцев.
— Этим простым матросом, — добавила она тихо, — был Уильям Маккейл Бриттон. Мой предок.
Она отпила воды из стакана, промокнула губы салфеткой и кивком велела стюарду подавать следующее блюдо.
«Ролвааг»
27 июня, 15 часов 45 минут
Макферлейн облокотился на перила главной палубы, наслаждаясь ленивым, почти незаметным движением корабля. «Ролвааг» шел «в балласте» — балластные цистерны были частично заполнены морской водой, чтобы компенсировать недостаточную загрузку, и поэтому он сидел в воде высоко. Слева от Макферлейна высилась кормовая надстройка судна — монолитное многоэтажное сооружение, оживляемое только рядами иллюминаторов да раскинутыми крыльями мостика. За горизонтом в ста милях к западу лежал Миртл-Бич и низкая береговая линия Южной Каролины.
На палубе вокруг Макферлейна расположились пятьдесят с лишним душ, которые составляли команду «Ролваага». Маленькая группа, если учитывать огромность судна. Но больше всего Макферлейна поразила ее интернациональность: африканцы, португальцы, французы, англичане, американцы, китайцы и индонезийцы жмурились на послеполуденном солнце и болтали друг с другом на нескольких языках. Макферлейн подумал, что чушь им не скормишь, и надеялся, что Глинн тоже отметил этот факт.
