Мордред впился в язык, оставшийся в его пасти. Брызнула
кровь, которая временно заставила паука забыть обо всем. Уолтер повернувшись на
бок, шарил рукой в поисках люка. Что-то внутри все еще кричало, мол, он не
должен сдаваться, надо попытаться удрать от монстра, который пожирал его
живьем.
Ощутив в пасти кровь, Мордред потерял всякий интерес к прелюдии.
Теперь все его мысли слились в одну: жрать. Он прыгнул на Рэндалла Флегга,
Уолтера о'Дима, Уолтера Патрика, слившихся воедино. Крики еще слышались, но
недолго. А потом давний враг Роланда перестал существовать.
6
Это существо было квази-бессмертным (звучит так же глупо,
как «самый уникальный») и только что наелось от пуза. Мордред сожрал так много,
что первым у него возникло желание, сильное, но преодолимое, вырвать. Он взял
его под контроль, как и второе желание, пожалуй, сильнее первого: трансформироваться
в ребенка и поспать.
Если он намеревался найти дверь, о которой говорил Уолтер,
сделать это следовало прямо сейчас, в той ипостаси, которая позволяла
передвигаться с приличной скоростью, то есть оставаясь пауком. А потому, не
удостоив и взглядом оставшийся позади иссушенный труп, Мордред проворно
спрыгнул на верхнюю ступень лестницы и спустился по ней в коридор. Там сильно
пахло щелочью, а сам коридор, похоже, просто вырубили в скальном основании
пустыни.
И все знания Уолтера, по крайней мере, за полторы тысячи
лет, пребывали в мозгу Мордреда.
След человека в черном привел к шахте лифта. В кабине паучья
лапка нажала на кнопку «Вверх», ничего не изменилось, если не считать усталого
гудения, которое донеслось сверху, да запаха горящей обувной кожи, идущего
из-за панели. По стенке паук поднялся к потолку, толчком задней лапки открыл
технологический лючок, протиснулся на крышу кабины. Его не удивило, что
пришлось протискиваться: он рос и рос.
Он поднимался по кабелю
(посмотрите, паучок ползет по водосточной трубе)
пока не добрался до двери, в которую, это ему подсказали
органы чувств, вошел Уолтер, чтобы отправить кабину лифта в последний путь.
Двадцать минут спустя (все еще переполненный энергией, которая дала ему эта
чудесная кровь, галлоны крови), он подошел к тому месту, где след Уолтера
разделился. Это могло поставить Мордреда в тупик, во многом он по-прежнему
оставался ребенком, но к одному из следов Уолтера присоединились запахи других,
и Мордред пошел в этом направлении, теперь за Роландом и его ка-тетом, а не по
следу чародея. Уолтер, должно быть, какое-то время следовал за ними, а потом
отправился на поиски Мордреда. Навстречу своей судьбе.
Еще через двадцать минут паук приблизился к двери,
помеченной не словом, а знаком, значение которого он прекрасно понял:
Вопрос состоял лишь в одном: открыть ее немедленно или
подождать. Детское нетерпение шумно требовало первого, взрослая
рассудительность настаивало на втором. Он хорошо поел, и достаточно долгое
время мог не думать о еде, особенно, если бы на какое-то время
трансформировался в чела. Опять же, Роланд и его друзья могли все еще
находиться по другую сторону двери. Допустим, находились бы, и, увидев его,
выхватили оружие. Они были нечеловечески быстры, эти стрелки, и он мог
погибнуть под их огнем.
Он мог подождать; не чувствовал никакой необходимости
открывать дверь, за исключением детского стремления получить все и сейчас.
Конечно же, ненависть не пылала в нем жарким костром, как в Уолтере. Им владела
более сложная гамма чувств, в которой нашлось место грусти, одиночеству и, да,
не оставалось ничего другого, как это признать, любви. Мордред полагал, что на
какое-то время он может позволить себе насладиться этой меланхолией. По другую
сторону двери еды будет предостаточно, он в этом не сомневался, так что он
найдет, что съесть. И будет расти. И наблюдать. Наблюдать за отцом,
сестрой-матерью, ка-братьями. Эдди и Джейком. Будет наблюдать, как они встают
лагерем на ночь, зажигают огонь, садятся кружком. Будет наблюдать со своего
места, которое всегда вне любого круга. Возможно, они почувствуют его
присутствие, и начнут настороженно оглядываться, гадая, кто же затаился во
тьме.
Он подошел к двери, поднялся на задние лапки, передней
вопросительно поскреб по ней. Жаль, что нет глазка. Возможно, он может открыть
дверь и сейчас, не подвергая себя опасности. Что там говорил Уолтер? Ка-тет
Роланда собирался освободить Разрушителей, кем бы они ни были (в голове Уолтера
имелась и эта информация, но Мордред не стал вникать в суть).
«Им найдется, чем себя занять, как только они окажутся на
той стороне. Возможно, они даже найдут прием слишком горячим!»
А если Роланда и его детей убили на той стороне? Если они
попали в засаду? Мордред верил, что узнал бы об этом. В его голове их смерть
отозвалась бы лучетрясением.
В любом случае, он мог подождать, прежде чем пробираться
сквозь дверь с нарисованными на ней облаком и молнией. А когда он пройдет через
дверь? Вот тогда он их и найдет. Подслушает их разговор. И будет наблюдать за
ними, спящими и бодрствующими. И более всего наблюдать за тем, кого Уолтер
называл его Белым отцом. Теперь его единственным реальным отцом, потому что
Алый Король, если Уолтер прав, сошел с ума.
А пока…
«А пока я могу немного поспать».
Паук поднялся по стене большущий комнаты, с потолка которой
свисало множество предметов, и сплел паутину. Но спать в нее улегся ребенок,
голенький и на вид годовалый, головой вниз, высоко над хищниками, которые могли
здесь охотиться.
Глава 4
Дверь в Тандерклеп
1
Когда четверо странников проснулись (Роланд первым, ровно
через шесть часов), они обнаружили горку бутербродов на накрытом скатертью
подносе и банки с прохладительными напитками. А вот робот, помощник по дому,
так и не показался.
— Ладно, достаточно, — решил Роланд, позвав Найджела в
третий раз. — Он говорил нам, что его время на исходе. Похоже, пока мы спали,
оно истекло.
— Он делал что-то такое, чего делать ему не хотелось, —
заметил Джейк. Его лицо побледнело и опухло. От крепкого сна, поначалу подумал
Роланд и тут же удивился собственной глупости. Мальчик оплакивал отца
Каллагэна.
— Что делал? — спросил Эдди, закинул дорожный мешок на
плечо, усадил Сюзанну на бедро. — Для кого? Почему?
— Не знаю, — ответил Джейк. — Он не хотел, чтобы я знал, а я
полагал себя не вправе рыться в его голове. Я понимаю, он был всего лишь
роботом, но с этим английским голосом и манерами я видел в нем нечто большее.
— Через такие вот угрызения совести тебе, возможно, нужно
переступить, — сказал Роланд, как только мог, мягко.
— Как я тебе, сладенький? — весело спросила Сюзанна Эдди. —
Тяжелая? Или мне следует спросить: «Сильно тебе недостает моего старого кресла
на колесиках?» Не говоря уже про наплечную упряжь?
