— Разбиралась ты, — ответила Роланд. — Я-то смеялся бы до
самой смерти.
— Мы оба могли это сделать, — гнула свое Сюзанна. — Только
ты оказался более уязвимым, потому что твое чувство юмора… извини Роланд, но,
по большей части, оно сильно хромает.
— Я знаю, — внезапно он повернулся и вышел из ванной.
Ужасная мысль прокралась в голову Сюзанны, и прошло, казалось бы, очень много
времени, прежде чем Роланд вернулся.
— Роланд, он все еще…
Стрелок кивнул, чуть улыбнувшись.
— Мертв, как и прежде. Ты стреляешь правильно, Сюзанна, но
на этот раз мне требовалось в этом убедиться.
— Я рада, — ответила она.
— Ыш стоит на страже. Если что-то вдруг случится, я уверен,
он даст нам знать, — стрелок поднял записку с пола и попытался прочитать, что
написано на обороте. Ей пришлось помогать ему только с «аптечным шкафчиком». —
«Я кое-что вам оставил». Ты знаешь, что именно?
Она покачала головой.
— Смотреть времени не было.
— А где аптечный шкафчик?
Она указала на зеркало, и Роланд распахнул дверцу. Петли
заскрипели. Внутри действительно оказались полки, но, вместо аккуратных рядов
пузырьков с таблетками и тюбиков, которые Сюзанна себе представляла, они
увидели две бутылки из коричневого стекла, вроде той, что стояла у раскладного
кресла, древнюю коробку с «Леденцами от кашля братьев Смит со вкусом черешни» и
конверт, который Роланд тут же протянул ей. Надписанный тем же
полукаллиграфическим, полупечатным почерком. Сюзанна прочитала:
«Чайлду Роланду, из Гилеада
Сюзанне Дин, из Нью-Йорка
Вы спасли мою жизнь.
Я спас ваши.
Мы в расчете.
С. К.»
— Чайлд? Это слово для тебя что-нибудь значит? Он кивнул.
— Оно описывает рыцаря… или стрелка… который отправился на
поиски чего-то важного. Официальный титул, и древний. Мы никогда не называли
так друг друга, ты понимаешь, потому что он означает святой, избранный ка. Нам
никогда не нравилось так думать о себе, и я уже много лет не воспринимал себя
таким.
— И однако, ты — Чайлд Роланд?
— Возможно, когда-то был. Но теперь это всего лишь слово.
Здесь и ка уже нет.
— Но мы по-прежнему на Тропе Луча.
— Да, — он провел пальцем по последней строке послания: «Мы в
расчете». — Вскрой конверт, Сюзанна. Хочу увидеть, что внутри.
Она вскрыла.
4
В конверте лежала фотокопия поэмы Роберта Браунинга. Поверху
Кинг написал имя и фамилию автора своим полукаллиграфическим, полупечатным
почерком. В колледже Сюзанна читала драматические монологи Браунинга, но не эту
поэму. Однако, похоже, очень хорошо знала, о чем в ней пойдет речь, потому что
называлась поэма «Чайлд Роланд к Темной Башне пришел». Состояла она из тридцати
четырех строф, повествовательная по структуре, по ритмике относилась к
балладам. Каждая строфа начиналась римской цифрой. Кто-то, вероятно Кинг, обвел
строфы I, II, XIII, XIV, XVI.
— Прочитай отмеченные строфы, — охрипшим голосом попросил
Роланд, — потому что я могу понять только слово-другое, но хочу знать, что в
них говорится, хочу знать очень хорошо.
— Строфа первая, — начала Сюзанна, а потом ей пришлось
откашляться. Потому что в горле пересохло. Снаружи завывал ветер, над головой
чуть помигивала лампочка в обсиженном мухами плафоне.
«Калека древний и седой — он лгал,
И глаз его наполнен злобой был,
Когда он, объясняя путь, следил,
Как я покорно лжи его внимал -
Беззубый рот, кривившись, выдавал,
Что в мыслях он меня похоронил».
— Коллинз, — сказал Роланд. — Тот, кто писал поэму, говорил
о Коллинзе точно так же, как Кинг в своих историях говорил о нашем ка-тете!
«Калека древний и седой — он лгал!» Ага, точно лгал!
— Не Коллинз, — напомнила Сюзанна. — Дандело. Роланд кивнул.
— Дандело, ты говоришь правильно. Продолжай.
— Хорошо. Строфа вторая.
«Зачем его оставить здесь могли,
Чтоб посохом не сбивать с дороги тех,
Дошедших до него? Быть может, смех
Он сдерживал — и трещины земли
Им были эпитафией в пыли,
Когда он посылал на смерть их всех».
— Ты помнишь его палку? Как он ей размахивал? — спросил
Роланд.
Конечно, она помнила. Да, вместо пыли был снег, но в
остальном все сходилось. «В остальном строфа описывала то, что едва с ними не
случилось». От этой мысли Сюзанна содрогнулась.
— Это поэт твоего времени? — спросил Роланд. — Твоего когда?
Она покачала головой.
— Даже не моей страны. Он умер как минимум за шестьдесят лет
до моего когда.
— И однако, он видел, что только-только произошло здесь.
Один из вариантов, во всяком случае.
— Да. А Стивен Кинг знал эту поэму, — и внезапно ее осенило.
Мысль эта сверкнула так ярко, что могла быть лишь истинной. Она посмотрела на
Роланда округлившимися глазами. — Именно эта поэма стала для Кинга отправной
точкой. Именно она вдохновила его!
— Ты так говоришь, Сюзанна?
— Да.
— Тогда этот Браунинг, должно быть, видел нас.
Она этого не знала. Слишком уж все запуталось. С тем же
успехом можно было пытаться ответить на вопрос, что первично, курица или яйцо.
Или искать человека в зеркальном зале. Голова у нее пошла кругом.
— Прочитай следующую помеченную строфу, Сюзанна. Прочитай
экс-ай-ай-ай.
— Строфа тринадцатая, — начала она.
«Как вылезшие волосы редки,
Травинки тонкие пронзают грязь -
Запекшуюся кровь; не шевелясь,
Стоит слепая лошадь. Чьи клыки
На шкуре след прожгли? Кто васильки
Гниющие вплел в гриву, веселясь?»
— А теперь я прочитаю тебе строфу четырнадцатую.
«Живая ли? Она давно мертва,
Застыла плоть, и прахом стал скелет.
Она не может жить — и все же нет!
Вросла в копыта сорная трава,
