Вернувшись в свою коммуналку, ложусь под одеяло и пытаюсь
согреться. Я лежу так несколько дней. Добросердечные соседи пытаются вывести
меня из транса. Заходят время от времени, ставят еду возле дивана. Она так и
остается нетронутой. Должно быть, кто-то из них позвонил Агатке, потому что
вскоре она появилась.
– Ты чего здесь? – спрашивает она хмуро.
– Дом Димкин, пришлось выметаться.
– А где Стас?
– Уехал.
Агатка садится рядом, молчит, потом спрашивает, с трудом
выговаривая слова:
– Ты его убила?
Я поднимаю голову, поворачиваюсь к ней. Мысль о том, что я
могла убить Стаса, кажется до того нелепой, что я начинаю смеяться.
– Фенька, у тебя башка седая, – говорит сестра. В
комнате повисает тишина, пока Агатка не произносит: – Ты только из своей жизни
публичного покаяния не устраивай. Никто не оценит. Подумай об отце.
Пачка сигарет давно опустела, язык жгло от горечи. Я зябко
поежилась. Стемнело, дети, а вслед за ними и старушки-соседки покинули двор.
Было тихо, только запоздавший трамвай прогрохотал по улице. Опершись на перила,
я разглядывала звездное небо, пока в прихожей не зазвонил телефон. Я нехотя
поплелась туда. Сняла трубку и послушала гудки. Пожала плечами и вернула трубку
на место. А потом испугалась. В голову пришла совершенно нелепая мысль.
– Чушь, – осадила я себя. – Ему незачем мне
звонить.
В ту первую зиму я добилась свидания с Лешкой. После того
как уехал Стас, единственным моим желанием было отправиться к следователю. Но с
этим вышла незадача. Признаться в убийстве, ничего не рассказав о Стасе, было
бесперспективной затеей. Я буду иметь дело с профессионалами, и из меня
быстренько все вытряхнут. А рассказать о Стасе я не могла. Или не хотела, бог
знает. Вряд ли он рассчитывал на мое молчание, скорее всего, просто в нем не
нуждался. Вот я и потащилась к Лешке со смутными намерениями и еще более
смутной надеждой. Лешка вошел осунувшийся, похудевший, но смотрел твердо.
Может, оттого и выглядел непривычно. Он улыбнулся и сказал:
– Привет. Знал, что приедешь.
– Куда ж мне деться? Как ты здесь?
– Нормально. Дотяну.
Я смотрела на него, собираясь с силами.
– Лешка…
– Молчи, – перебил он. – Ничего я знать не
хочу. И мысли, что ты мне чем-то обязана, из головы выбрось. Я тебя любил и
сейчас люблю.
– Зря, наверное.
– А в жизни, Фенька, все зря. Больше не приезжай. И
глупостей не делай.
– Лешка…
– Молчи, я сказал. Не знаю, кого ты защищала, а я
защищаю тебя. И ни в чьем сочувствии не нуждаюсь. Поняла?
Мне оставалось только кивнуть в ответ. Я его понимала. В
общем, наша встреча мало что изменила в моей жизни. Временами мне казалось:
время остановилось там, в деревенском доме, и я все еще сижу в чулане с низким
потолком и бельевой веревкой. Стас был прав, когда сказал: неизвестно, что для
меня хуже. Стас… я покачала головой. Поверить в то, что он сейчас где-то рядом,
было почти невозможно… Я прошла в кухню, включила свет. И огляделась с
удивлением, словно впервые заметила окружающие меня предметы: обшарпанную
мебель, кухонную плиту, холодильник Мин херца с наклейкой на дверце: «Пусть
лучше брюхо растет от пива, чем горб от работы».
Уже несколько месяцев я жила одна. Дуська наконец-то вышла
замуж. Избранник ее был немолод, не особенно хорош собой и не то чтобы умен.
Зато пил в меру. В глазах Дуськи это перевешивало его незначительные
недостатки. От внезапно обрушившегося счастья соседка до сих пор не пришла в
сознание, ей было не до сдачи комнаты жильцам. Мин херц тоже нашел себе даму
сердца, но свою комнату не сдавал из иных соображений. Предполагаемая спутница
жизни пустила его на свою жилплощадь с испытательным сроком, очень сомневаясь,
что симпатия к ней пересилит страстную любовь Петра Алексеевича к зеленому
змию. Если честно, я тоже в этом сомневалась. Однако третий месяц подходит к
концу, а Мин херц так и не вернулся к пагубным привычкам. Иногда он заглядывал,
но вовсе не за тем, чтобы выпросить денег на опохмелку. Он пил со мной зеленый
чай, который считал теперь исключительно полезным, и с грустью рассказывал о
больной печени и погубленных пороком годах. Один раз денег все-таки занял, но,
как выяснилось позднее, на цветы даме сердца, у которой в ту пору случился день
рождения. В общем, вряд ли нам с Мин херцем доведется еще пожить под одной
крышей.
Я перевела взгляд на часы и неожиданно вспомнила, по какой
надобности заглянула на кухню. Взяла из холодильника приготовленный пакет и
направилась к входной двери. Пересекла двор, вышла в соседний переулок и
немного поразвлекалась художественным свистом. На мой призыв вскоре явился
рыжий пес с белой мордой. За ним подтянулись другие. Я вытряхнула кости из
пакета и устроилась в сторонке, дав собачкам возможность спокойно поужинать, а
потом побрела по ночным улицам в компании белоголового, которого звала Васькой,
и еще одного пса, имя которому так и не удосужилась придумать. По улицам я
обычно болтаюсь до утра, до тех самых пор, пока не придет время приступать к
работе.
Однако в эту ночь прогулка вышла короткой. Не успели мы
свернуть в переулок, выходивший к троллейбусной остановке, как я заметила
компанию подростков, окруживших высокого парня в бейсболке. Не надо было
обладать даром предвидения, чтобы понять: парню сейчас наваляют, отобрав как
ценные, так и не очень ценные вещи. Надо сказать, с местной шпаной у меня
сложились добрососедские отношения. В ту пору, когда я только начинала свои
странствия по ночным улицам, как-то ближе к утру довелось мне познакомиться с
одной такой компанией. Я кормила собак, пристроившись на тротуаре, тут их
нелегкая и принесла. Подошли и замерли рядом.
– Денег нет, мобилы тоже, – предупредила я.
– Нужна нам твоя мобила, – сказал тот, что стоял
ближе всех. – Может, мы хотим познакомиться. Ты не бойся…
Это показалось мне забавным, я посмотрела на всех по очереди
и сказала:
– А с чего вы взяли, что я боюсь?
