Работа в тот день не клеилась, я думала о Родионове,
Колесникове и той каше, которая неожиданно заварилась из-за моего вполне
невинного желания вернуть фотографию Сенькиной любимой девушки. Ближе к обеду я
решила, что если на работе от меня нет никакого толку, то и сидеть в школе
нечего, и собралась навестить Андрюху Коломейцева, который пострадал, спасая меня,
и в настоящий момент находился в больнице. Купив на близлежащем рынке дыню и
гроздь винограда, я прибыла в больницу и вскоре смогла лицезреть Андрюху,
который с грустным видом разглядывал потолок в компании веселого старичка с
ногой на вытяжке и хмурого дядьки, его увечье для меня осталось тайной, так как
из-под одеяла торчал лишь его нос да зло посверкивали глаза.
— Дверь закрывайте, сквозняк, — поприветствовал он
меня, а Андрюха, потеряв интерес к потолку, разулыбался так, точно выиграл
ценный приз.
— Привет, — сказала я, устраиваясь на стуле по
соседству с его кроватью и зачем-то поправляя одеяло.
— Привет.
— Как здоровье?
— Нормально. Только скучно очень. «Ниву» нашли?
— Нашли, — вздохнула я. — Правда, толку от
этого немного, у законного хозяина ее угнали.
— Понятно. — Андрюха нахмурился и вдруг заявил:
— Дарья, тебе уехать надо. Ненадолго. Видишь, что
творится? Эти гады ни перед чем не остановятся, а я в больнице минимум три
недели проваляюсь.
— Я с понедельника в отпуске, — не желая
травмировать больного, сообщила я.
— Вот-вот, съезди куда-нибудь, отдохни. Авось к тому
времени найдут убийцу или хотя бы я из больницы выйду… Знать бы, что за гад
стоит за всем этим… — скрипя зубами на манер героев американских боевиков,
сказал Андрюха, а я, таращась в окно, ответила в глубоком раздумье:
— Коля Турок.
— Чего? — Коломейцев только что с кровати не
спрыгнул, а я, очнувшись от тяжких дум, вытаращила глаза и сильно опечалилась:
Колесников строго-настрого приказал мне молчать, а я сдуру выдала страшную
тайну. Ну надо же, не иначе как на меня нашло какое-то затмение.
— Ничего, — отмахнулась я, чувствуя себя крайне
неуютно.
— Чего «ничего»… Ты сказал а — Коля Турок?
— Ну, сказала…
— Это он?
— Что «он»? В «Ниве» сидел? — съязвила я, краснея
при мысли, что дурака валяю и нервирую человека, который пострадал, спасая
меня. Андрюха обиделся и даже к стене отвернулся, а я, чуть не плача, в окно
уставилась, потом не удержалась и выпалила:
— А ты откуда Турка знаешь?
— Здрасьте, — в свою очередь, съязвил
участковый. — А кто его не знает? Он в девятой школе учился, а его старший
брат у нас вожатым был.
— Олег? — ахнула я.
— Ну…
— Коля Турок — это что ж, Колька Губарев?
— Конечно.
— Так почему Турок? — растерялась я.
— Откуда я знаю? Чернявый, может, поэтому так прозвали.
— Я думала, он из города уехал… Мы как-то в спортивном
лагере вместе были. Надо же… — Я головой покачала, удивляясь, как тесен мир.
Вроде бы и город у нас не маленький, но шага не ступишь, чтобы не наткнуться на
знакомого. — А чем он сейчас занимается? — вновь впадая в
задумчивость, спросила я.
— О господи, — вздохнул Андрюха. — Бандюга
он… ну, гад, меня машиной. Я с его младшим братом дружил со второго класса, он
сейчас в Элисте, вроде в спецназе.
— Забавная семейка, — решила я. — Олег в
областной администрации в отделе образования, Коля в бандитах, а Игорь этих
самых бандитов бьет по мере сил. Замечательно.
— Подумаешь, — вдруг обиделся Андрюха, — а у
твоего Пельменя двоюродный брат в районе начальником милиции,
— Как же так? — не поверила я.
— А так. У нас сын за отца не отвечает, а брат за
брата. А Турок — гад, вот выйду из больницы, я ему… выскажу, одним словом.
— Ладно, не заводись. В конце концов, это меня хотели
укокошить, а ты встрял… и вообще, все это страшная тайна, и Колесников мне
голову оторвет за то, что я ее разболтала.
— Кто такой Колесников?
— Один тип из отдела по борьбе с организованной
преступностью.
Услышав об этом самом отделе, Андрюха пригорюнился, и я
тоже, потому что переживала из-за своего длинного языка, ну и из-за реалий
российской действительности тоже, хотя чего бы мне особо печалиться, раз
государству на эти самые реалии наплевать. Подумав немного, я пришла к
неожиданному выводу, что мой предполагаемый отпуск может быть весьма
продолжительным, и еще вопрос, смогу ли я, вернувшись, жить спокойно?
Колесников вряд ли покончит с преступностью к первому сентября.
— Как думаешь, на Родионова можно положиться? —
блуждая в мыслях довольно далеко от больничной палаты, поинтересовалась я.
Андрюха затих, даже сопеть перестал, в некотором удивлении я перевела взгляд на
его физиономию. Выглядела она совершенно несчастной.
— В смысле дальнейшей жизни? — кашлянув, спросил
он.
— Чего? — я вроде бы нахмурилась, а Андрюха
заерзал:
— Ну… идти по жизни рядом…
— Спятил совсем, — покачала я головой. — Меня
интересует: хороший он человек или так себе?
— Откуда ж я знаю? — обиделся Андрюха. — Я
толком с ним ни разу не разговаривал. А тебе зачем?
— Что значит «зачем»? Тут такое вокруг творится, должен
же быть рядом человек, на кого можно опереться. — Участковый воззрился на
свою ногу и так вздохнул, что стены палаты слегка качнулись, а у меня от
избытка чувств на глаза навернулись слезы. Желая как-то разрядить обстановку, я
торопливо сказала:
— Губаревы раньше напротив школы жили…
— Олег и сейчас там живет. А у Турка шикарная квартира
возле колхозного рынка. Трехэтажный дом в Конном переулке знаешь?
— Ну… — насторожилась я.
— Вот там. Говорят, пять комнат, в двух уровнях, и все
такое, то ли триста квадратных метров, то ли все пятьсот.
— Ага, — кивнула я и поспешно засобиралась домой.
