— Я, — пришлось мне покаяться.
— Надо бы тебя посадить на пятнадцать суток за
хулиганство.
Идея мне не понравилась.
— Что это вы взялись мне «тыкать»? — сурово
поинтересовалась я.
— Хочу и «тыкаю». После того, что ты со мной сделала… —
Он кряхтя выбрался из ванны, зло поглядывая на меня.
— Надеюсь, насчет пятнадцати суток ты пошутил?
— Еще чего… чайник ставь… голова трещит, вот черт…
Мы прошли в кухню, я торопливо собрала на стол, бухнув на
плиту чайник, Родионов курил, критически меня разглядывая, мне это надоело, и я
спросила:
— Чего уставился?
— Где Упырь? — вздохнул Александр Сергеевич.
— Не знаю. Сбежал.
— Ага. И поговорить с ним ты не успела?
— Не успела.
— Само собой. А между прочим, он важный свидетель в
деле об убийстве, а ты его прячешь. Я уж молчу, что это противозаконно…
— Он ребенок и очень напуган, а ты заладил как попугай:
свидетель, свидетель. Тебе бы только…
— Найти убийцу, — ядовито перебил Александр
Сергеевич, — чтоб твой Упырь мог спокойно на улицах безобразничать. Пей
чай и рассказывай… — закончил он крайне сердито, а я протянула бумажку, которую
дал мне Виктор.
— Я уже все рассказала, вот ему… В этот момент зазвонил
телефон, я схватила трубку и услышала приятный голос Колесникова.
— Дарья, как у вас там, все спокойно?
— Да, — косясь на Родионова, ответила я. —
Тут товарищ из милиции хочет с вами поговорить.
— Какой товарищ? — удивился Колесников. —
Откуда его черт принес?
— Он… э-э… сам вам объяснит. — Я сунула трубку
Александру Сергеевичу и стрелой вылетела с кухни. Когда я туда вернулась, мой
гость пил чай и смотрел в окно.
— Вот и рассвет, — сообщил он невесело.
— Да, — дипломатично согласилась я.
— Этот, из отдела, он молодой? — задал совершенно
неожиданный вопрос Родионов. — Я кивнула, а он опять вздохнул. — И
неженатый?
— Нет, по-моему. Вроде бы один живет.
— Так я и знал. — Я подождала немного, может, он
перестанет вздыхать и объяснит, что имел в виду, но, как выяснилось, делать это
Александр Сергеевич не собирался. Допил чай и направился к входной
двери. — Передай Петровичу от меня привет и скажи, что он на пенсии мозгов
лишился.
— Ничего такого я ему передавать не буду. Про Петровича
тебе Колесников разболтал?
— Зачем мне твой Колесников, и так ясно. Вы тут все
одна команда… Чистая мафия. Вот уж район… — Вздохнув еще раз напоследок,
Александр Сергеевич покинул мою квартиру, а я загрустила, потому что совершенно
не знала, что теперь делать, то есть не в данный момент, конечно, в данный
момент разумнее всего лечь спать, раз я ночь напролет таскалась по улице и
занимала себя длительными разговорами. Упырь в безопасности, и слава богу, но
главной проблемы это не решает. Главная проблема — убийца, который бродит на
свободе и, между прочим, намеревается от меня избавиться. Колесникова больше
занимает транзит наркотиков, чем смерть Зюзи, а Родионов ничего не знает ни про
господ кавказцев, ни про Колю Турка, и сможет ли он выйти на убийцу, это еще
вопрос. Конечно, если бы Колесников все ему рассказал… но почему-то я в этом
сомневалась. Просидев часа два на кухне, я, так ничего и не решив, отправилась
спать.
Утром на работу я отправилась позднее обычного и возле
гастронома увидела «Москвич» Петровича — он сворачивал в переулок. Петрович
тоже меня заметил, притормозил, открыл окно и спросил:
— Ты чего хмурая какая?
— Так… не спалось, голова болит.
— С Колесниковым поговорила?
— Ага.
— С толком?
— Вроде бы…
— Ну и слава богу…
— Родионов страшно разозлился, что мы Упыря спрятали,
говорит, он важный свидетель.
— А пусть докажет, что спрятали, — фыркнул бывший
участковый, а я вздохнула:
— Он говорит, что мы мафия… Петрович даже в лице
переменился.
— Ну, Сашка… да я ему уши надеру, мерзавцу…
— Опоздал ты годков на пятнадцать, — напомнила я,
и мы оба загрустили.
— Сказал и сказал, — подумав, заявил
Петрович. — Поступать надо по совести, мальчишка напуган, в милиции его
никакие силы небесные говорить не заставят, а в деревне он в безопасности.
Только вот что, Дарья, сестра у меня святая, но Упыря и святой долго не
выдержит, так что поторопиться надо…
— Чего? — не поняла я.
— Чего-чего, убийцу надо поскорее найти, вот чего.
— Я, что ль, его искать буду?
— А мужики-то что говорят? — почесав за ухом,
спросил он.
— Колесников велел помалкивать о том, что я знаю, а
Родионов злится.
— Ясно, всю жизнь одно и то же, — разволновался
Петрович. — Друг дружку подсиживают, вместо того чтобы… — Тут он, должно
быть, спохватился, что такими словами наносит вред безупречной репутации
органов, и прикусил язык. А я насторожилась и задала вопрос, который мучил меня
всю ночь:
— Думаешь, стоит все рассказать Родионову? —
Вопрос поверг Петровича в раздумье.
— Да леший их знает, — ответил он в
сердцах. — Сунешься с языком, а у них там секретная операция… с другой
стороны…
Что там с другой стороны, я так и не узнала: появился
огромный джип и, решив, что «Москвич» ему сильно мешает, начал истошно
сигналить. Петрович проехал вперед, освобождая дорогу, но для джипа это
оказалось недостаточным, и сигнал взвился в поднебесье на самой высокой ноте,
Петрович громко выругался и свернул в родной двор, а я, махнув рукой на
прощание, пошла в школу.
