— У Зюзи брательник серьезным пацаном был, но помер.
Прошлой весной. А Зюзя никому не нужен.
Я чуть было не рассказала ему о фотографии, но вовремя
прикусила язык.
Паша ушел, а я уставилась на телефон. На месте не сиделось,
душа после беседы с Упырем с его таинственными намеками на городские новости
рвалась к действию. То, что разговор с Пельменем ничего не даст, было ясно с
самого начала: Паша не из тех людей, кто языком болтает, кроме сомнительного
комплимента, я от него ничего не услышала, и его заверения меня ничуть не
успокоили. Что-то такое Зюзя увидел и поплатился за это жизнью. Самое скверное,
что это «что-то» видели еще четверо. Сейчас они в бегах, но если им не помочь…
Все усложняет тот факт, что от милиции принимать помощь они не желают. И от
меня тоже. Что за машину увидел Зюзя и почему это так важно? А главное, как
связать ее со вчерашними новостями? Я вздохнула и набрала номер Родионова.
Александр Сергеевич сам поднял трубку, а я почему-то разволновалась и начала
разговор так путано, что едва не заревела с досады вторично за одно утро. Для
меня это было личным рекордом, и я страшно разозлилась, хотела прекратить
разговор, но передумала: Родионов, чего доброго, вызовет мне «неотложку»,
барышня мычит невнятно, а затем бросает трубку."Соберись и скажи хоть
что-нибудь", — гневно приказала я самой себе и заявила:
— Александр Сергеевич, я случайно узнала, что у Зюзи
был брат. Вам о нем что-нибудь известно?
И еще… один человек… по телефону… намекнул мне на связь
между убийством Зюзи и вчерашними теленовостями.
— Упырь объявился? — ласково спросил Родионов.
— Какой Упырь? — Я покраснела и, подавив стон,
добавила:
— При чем здесь Упырь? Просто я подумала, может быть,
вы… то есть, может, это как-то…
— Дарья Сергеевна, вы в настоящий момент где
находитесь?
— На работе, — со вздохом облегчения ответила я,
радуясь, что не надо завершать фразу, в которой окончательно запуталась.
— А в котором часу заканчивается ваша работа?
— Вообще-то у меня ненормированный рабочий день, и я…
— Давайте встретимся, скажем, в четыре, это подойдет?
— Подойдет.
— Отлично. Значит, я жду вас на том самом месте, где мы
расстались утром.
— Ждите, — пролепетала я и повесила трубку.
Ровно в четыре я покинула здание школы и возле дыры в заборе
увидела Родионова с гвоздикой в руках. Эта самая гвоздика вызвала у меня что-то
вроде столбняка. С одной стороны, как будто совсем неплохо, что Родионов стоит,
как пень, улыбается и держит ее в руках, точно боевое знамя. Очень глупо,
по-моему, отправляться с цветами, то есть цветком, к подозреваемому в убийстве.
С другой стороны, Родионов успел показать себя таким хитрецом, и очень может
быть, что гвоздика — лишь средство окончательно меня запутать, я потеряю бдительность,
а он… В общем, подходя к Александру Сергеевичу и принимая из его рук цветок, я
так и не решила: радоваться мне или грохнуться в обморок, потрясенной людским
коварством.
— Это вам, — сказал он и попробовал улыбнуться
шире, чем обычно, но только зря старался: этому его жесту воспрепятствовало
строение ротовой полости. — Сегодня не так жарко, — добавил он.
— Да, — кивнула я и, опомнившись, поблагодарила за
гвоздику, прикинула, куда ее можно сунуть, но, кроме дамской сумочки, у меня с
собой ничего не было, и пришлось нести ее на виду у всего человечества, а между
прочим, возле окна тренерской с открытым ртом замерла Светка, и завтра…
Разозлившись, я ухватила Родионова под руку, повела его по аллее и улыбнулась
так широко, точно затеяла с ним соревнование.
Минут двадцать мы упорно говорили о погоде, о предстоящем
отпуске (в основном — моем), не понятно как прошли мимо моего дома и в конце
концов оказались в кафе «Морозко». И, только сделав заказ, я вроде бы
опомнилась и решила спросить:
— Вы хотели поговорить со мной?
— Я? — Родионов вроде бы удивился и даже посмотрел
по сторонам, точно искал свидетелей, способных подтвердить, что, мол, точно,
было дело, глаза его при этом сделались пронзительно чистыми, и это
окончательно убедило меня в том, что передо мной законченный лицемер. Я
стремительно поднялась, уронив стул, и заявила:
— Притворщик. — Шарахнулась в сторону, вспомнила
про гвоздику, положила ее на стол и опрометью бросилась из кафе. Родионов сидел
с открытым ртом и признаков жизни не подавал.
Я летела по улице, не чувствуя ног, сумка сорвалась с плеча
и грохнулась на асфальт, я притормозила, наклонилась за ней и сделала первый
вдох. В этот момент в ближайших кустах возникла голова Кузи и слабо тявкнула, а
затем появилась рука моего племянника и прикрыла собаке пасть, после чего и
пасть и рука незамедлительно исчезли. Я бросилась в кусты, точно носорог, пылая
гневом, но никого там не обнаружила.
— Сенька! — заорала я. Ни его, ни собаки. —
Сумасшедший дом какой-то…
Веселую троицу я застала во дворе, Кузя дремал возле будки,
Сенька играл в баскетбол с ребятами постарше, а Чугунок делал ценные замечания
по поводу чужой игры, которые вот-вот грозили закончиться для него хорошим
нагоняем. Все трое дружно делали вид, что не заметили моего появления. Я немного
постояла в досягаемой близости, прикидывая, стоит сказать им что-нибудь
ласковое или это подождет, и отправилась домой.
Где-то через полчаса позвонил Родионов, а я, услышав его
голос, бросила трубку и больше к ней не прикасалась. В моем дурном настроении
был повинен не столько Родионов, сколько я сама: при воспоминании о том, как я
вела себя в кафе, волосы у меня буквально становились дыбом.
— Я ненормальная, — повторяла я, носясь по
квартире общей площадью семьдесят квадратных метров. — А он притворщик… и…
надо это как-то прекращать.
