Пленки меня порадовали, как радуют мрачные результаты анализов врача, поставившего правильный диагноз. Земля вела себя как надо – землетрясение состоится в шестнадцать часов.
Ну ладно, почти рассвело. У меня тоже хобби – встречать рассветы в Лигоне. Я спустился к берегу, стараясь не разбудить солдат, потихоньку отвязал лодку.
Легкая лодочка, которую я с вечера предусмотрительно отвел за скалу, глубоко осела под моим сравнительно небольшим телом. Разбирая весла, я дебатировал с собой вопрос, не украсть ли у мирно спящего солдата автомат, но затем отказал себе в таком соблазне: если что-нибудь случится, для недругов майора Тильви нет ничего приятнее, как растрезвонить на весь мир о том, что вооруженный легким стрелковым оружием русский «так называемый геолог» шлялся по горам мирного Лигона.
Я причалил к кустам на берегу, в полукилометре от деревни, где на высоком обрыве над берегом виднелись черные на рассвете верхушки мандариновых деревьев. Привязав лодку, я поднялся наверх, пересек мандариновый сад и оказался перед воротами монастыря. Я рассчитывал в этих краях на одного союзника – старого настоятеля.
Я разулся у ворот. Монастырь просыпался. У колодца плескались голые до пояса, здоровые молодые монахи. Оранжевыми знаменами сушились их тоги на веревках за колодцем. Я подошел к купальщикам и поинтересовался, где их наставник. Один из них, совсем мальчишка, побежал в большой серый от старости деревянный дом, где нас уже принимал почтенный старик.
– Иди, – показал мне появившийся на ступеньках монах.
Солнце еще не вышло из-за гор, и от дальних строений, где жила монастырская прислуга, в синем воздухе белой змеей полз вкусный дымок. Стаей пролетели летучие собаки, возвращаясь домой после трудовой ночи.
Старик Махакассапа сидел на циновке. Перед ним горела керосиновая лампа, отчего сумрак в комнате казался гуще.
– Здравствуйте, пандит Махакассапа, – сказал я. – Простите, что побеспокоил.
– Садись, – сказал старик. – Что за новости ты принес?
Несколько монахов вошли в комнату, присели на корточках у двери и, хотя они вряд ли понимали хоть слово по-английски, сразу придали нашей встрече характер конференции на высшем уровне. Иногда кто-нибудь из них громко зевал, разгоняя сон, порой они начинали громко перешептываться.
– Землетрясение будет после полудня, – сказал я.
– Люди в деревне предупреждены, – сказал старик. – Они вынесут вещи на улицу – А вы?
– Я выйду на улицу, не беспокойся, молодой человек.
Что ж, можно переходить к сути дела. Мне надо было сказать об этом так, чтобы старик не удивился, что я вмешиваюсь не в свои дела.
– Лами, – сказал я, – жила в вашем монастыре.
– Да, – сказал старик, не меняясь в лице, – ее покойный отец поручил ее мне.
– Покойный?
– Капитан Васунчок умер вчера. Ты не знал об этом?
– Нет… Ему же было лучше! Лами мне говорила.
– Лами не знает об этом, – сказал старик. – Если ей не поведал князь Урао. Но я думаю, что князь Урао ничего не сказал. Он украл ее, потому что думал, что капитан жив.
Была пауза. Я прервал ее:
– Вчера солдаты из города и полицейские искали контрабандистов Па Пуо. Но не нашли их.
– Князь Урао успел перенести груз в другую пещеру.
– Но там Лами…
– Я знаю, молодой человек, что ты выделяешь Лами среди других девушек, и твоя забота о ней мне понятна. Но не пострадает ли твое дело от того, что ты побежишь по горам искать девушку?
– Нет, – сказал я. – Люди уже покидают город Танги.
– Князь Урао оскорбил меня, – сказал старик.
– Вас?
– Он оскорбил в моем лице всю сангху. Оскорбление наполнило меня печалью за участь князя. Он плохой человек и обречен…
За окном, словно по сигналу, запели птицы.
– …И потому, – закончил Махакассапа, – я беспокоюсь за участь Лами.
Я допил чай, поставил стакан на блюдце.
– Сейчас придет староста деревни, – сказал старик. – Я жду его. Староста знает, где Па Пуо.
МАЙОР ТИЛЬВИ КУМТАТОН
К тому времени, когда мы заперли визжавшего, перепуганного Матура в комендатуре, сдали медикам обожженного сторожа, расставили посты у механических мастерских, лесопилки и в других важных точках города, чтобы грустные события не повторялись, ночь уже перешла через экватор. Город немного притих. Я доплелся до кабинета и, не раздеваясь, прилег на диван. Я лежал с открытыми глазами.
Мне показалось, что по коридору кто-то идет. Медленно, осторожно. Шаги остановились у двери. Я знал, что люди, которые пойдут на все, чтобы помешать мне, могут решиться меня убить. Это не значит, что я трус, но позорно погибнуть, лежа на диване!..
Я вскочил, стараясь не поднимать шума, взял со столика кобуру и на цыпочках отбежал к двери, так, чтобы, когда она откроется, оказаться за ней.
В дверь тихо постучали костяшкой пальца, словно проверяя, здесь ли я. Я молчал. Я видел, как медленно опускается ручка двери, и это напомнило мне кадр из какого-то фильма ужасов. Я вынул пистолет из кобуры.
Я не сразу узнал человека, потому что свет от настольной лампы почти не достигал двери. Этого человека я меньше всего ожидал увидеть здесь, ночью. Меня охватил стыд за то, что я, комиссар округа, прячусь за дверью, словно царь, опасающийся заговорщиков.
Отец Фредерик сделал шаг внутрь и остановился, осматриваясь.
– Вам не спится, святой отец? – спросил я, выходя на середину комнаты. Надеюсь, он не догадался, что я прятался за дверью.
– О, господин майор, вы меня так испугали.
– Как вы прошли мимо солдата?
– Солдат спал, я не стал его будить.
– Хорошо, – сказал я, проходя за стол и указывая миссионеру на другой стул. – Что привело вас, святой отец, ко мне в такое необычное время? Если вы беспокоитесь за участь вашей школы, детей вывезут с утра.
– Я знаю, знаю… я очень благодарен. Я пришел совсем не за тем.
Я осторожно выдвинул ящик письменного стола и положил пистолет внутрь. Лишь важное дело могло заставить миссионера заявиться ко мне в четыре часа ночи. Как странно, думал я, разглядывая его белое, длинное лицо. Вот я был мальчишкой, бегал по улицам, мы дрались с учениками миссионерской школы, а отец Фредерик разнимал нас, и он был точно таким же старым. Прошло двадцать лет, появились новые государства и города, сколько людей умерло и родилось, а миссионер все шагает по улицам Танги, направляясь к белой, словно сложенной из детских кубиков церкви с острым длинным шпилем. Враг ли он мне? Враг ли он моей стране? В университете мы устраивали демонстрации, чтобы изгнать из Лигона миссионеров. Они пришли сюда с англичанами, даже раньше, чем англичане, и воспитывали рабов, которые потом служили новым хозяевам. Я это понимал, но отец Фредерик настолько сросся с нашим Танги, что трудно было считать его колонизатором и создателем рабов.
