– Вот так, – сказал он громко, повернулся и вышел.
Вслед ему равнодушно и благостно смотрели с икон простреленные святые.
Он остановился на паперти и подумал: неужели от жары двоится
в глазах, почему фургонов два? Тут же что-то нестерпимо горячее лопнуло в
груди, колючие змейки боли пронзили тело, руки стали ватными, коленки
подломились, он выпустил автомат и стал падать, запрокидываясь назад.
Полковник, держа кольт в опущенной руке, медленно пересек
залитую солнцем площадь. Мельком он подумал, что выглядит точь-в-точь как шериф
из старого вестерна. Эта мысль рассердила, и от нее стало больно, потому что
это был Гамлет, потому что такого не должно было произойти.
Гамлет был еще жив, он разлепил глаза, и по их выражению
Полковник понял, что Гамлет его видит. В глазах не было гнева – только
безмерная досада человека, которого неизвестно почему оторвали от нужного и
важного дела. Задохнувшись от жалости и гнева, Полковник выстрелил почти в
упор.
Где-то поблизости завыла полицейская сирена, но, опережая
ее, на площадь камнем упал военный вертолет. Полковник отвернулся и медленно
отошел к фургону. Встретился взглядом с Эвридикой – глаза огромные и сухие.
– Тебе не кажется, что мы уже мертвые, мой
колонель? – спросила она громко.
– А черт его знает, – сказал Полковник. Сам он не сомневался,
что так оно и есть. – Разговорчики в строю…
– Хорошенькая компания, – сказала Эвридика, –
несостоявшаяся художница, графоман и бывший студент, а ныне полковник. Плюс
инопланетяне. Смеху-то…
– Помолчи, пожалуйста, – сказал Полковник устало.
– Молчу, молчу… – Она отодвинулась с места
водителя и с подчеркнуто безучастным выражением лица включила магнитофон.
«Ша-агом!» Грязь коростой на обмотках мокрых.
«Арш!» Чехол со знаменем мотает впереди.
«Правое плечо!» А лица женщин в окнах
не прихватишь на борт, что гляди, что не гляди.
Даешь! Не дошагать нам до победы.
Даешь! Нам не восстать под барабанный бой.
Стая хищных птиц
вместо райских голубиц –
и солдаты не придут с передовой…
Полковник, опершись спиной на колесо, равнодушно следил за
суетой возле вертолета и церкви. Он подумал, что все это как-то ничуть не
похоже на классическую, каноническую, обыгранную в сотнях книг и фильмов
агрессию коварных пришельцев из космоса. Ничуть не похоже.
4 вандемьера 2026. Вторая половина дня
– «Неистовый Роланд», – сказал Малыш.
– Что? – переспросил Ланселот.
– Поэма Лодовико Ариосто, – пояснил Малыш. –
Шестнадцатый век. О рыцаре Роланде, который сошел с ума и носился по дорогам,
убивая всех попадавшихся на пути. Похоже, правда?
– Я и не подозревал у тебя таких знаний.
– А это была одна лапочка, – безмятежно сказал
Малыш, – она как раз по этим Роландам специализировалась. Так что, похоже?
Можно так и закодировать операцию. Ты со мной согласен, о самый верный рыцарь
короля логров?
Он перевернулся на спину и закусил травинку. Он был крепко
сбитый, рыжий и самый молодой из троих. Даже когда он оставался серьезен,
казалось, что он улыбчиво щурится, – бывают такие лица.
– Еще парочка подобных лапочек – и можешь поступать в
Сорбонну, – проворчал Ланселот.
Едва слышно потрескивала рация. Поодаль, под деревьями,
стоял «Мираж», скоростной и маневренный аппарат вертикального взлета.
Оглянувшись на него, Малыш спросил:
– Тебе не кажется, что мы сами выдаем себя этой
колымагой?
«Мираж» обладал великолепными летными качествами, но был
чересчур дорог для серийного производства, и на Земле существовало «всего около
пятидесяти этих машин, использовавшихся в основном учреждениями ООН. Это было
почти то же самое, что разгуливать с визитными карточками на лацканах.
– Все делалось в спешке… – сказал Ланселот.
– За географов или зоологов мы вряд ли сойдем, –
сказал Малыш.
– Ничего, – сказал Леопард. – Тэта-излучения
мы не испускаем, так что никто в нас стрелять не будет. Правда, сидеть в тюрьме
у этих динозавров тоже не очень-то приятно, Малыш снова оглянулся на «Мираж»:
– Я эту птичку продену сквозь игольное ушко. Воздушное
пространство они практически не патрулируют. Как я прошел кордоны, а?
Малыш действительно виртуозно, едва ли не сквозь кроны деревьев,
провел машину внутрь блокированного района.
– Я бы на их месте непременно выпустил в воздух на
постоянное патрулирование две-три эскадрильи, – не унимался Малыш.
– А я бы на их месте эвакуировал население и провел
массированную проческу, – зло сказал Ланселот. Он сидел обхватив
подтянутые к подбородку колени и ни на кого не смотрел. – Только ничего
подобного они, конечно, не сделают, будут прилежно разыгрывать спасителей
земной цивилизации.
– Я не понимаю, – сказал Малыш. – Нет,
правда. Одна-две дивизии наших десантников, подкрепленных брониками и
авиацией, – и конец.
– Одна маленькая загвоздка – у этой страны существуют
границы…
– Ну и что? Рывок! – Малыш взмахнул ладонью,
словно разрубал что-то. – Обстоятельства таковы, что не до чайных
церемоний. Не настолько они все же носятся со своей независимостью, чтобы
начинать с нами войну, когда по дорогам мотается этот неистовый Роланд?
– Как знать, как знать…
– Шутишь?
– Может быть, – сказал Леопард. – Кто их
знает…
– Вломиться к ним технически несложно, – сказал
Ланселот. – Гораздо сложнее будет расхлебать последствия сего
кавалерийского наскока. Я не о дипломатических демаршах – о том
морально-этическо-юридическом лабиринте, в который мы угодим. Если уж решили
уважать их суверенитет, пусть и выглядящий смешно…
– Но ситуация…
– А вот этого уже не нужно, – с ласковой угрозой
сказал Ланселот. – Всякий раз, когда начинали ссылаться на чрезвычайные
обстоятельства, позволяющие якобы отбросить мораль, право и писаные законы,
получалось совсем скверно…
– Да нет, я все понимаю, ты не думай, – сказал
Малыш. – Обидно просто, что все так глупо…
– Думаешь, мне не обидно?
Они замолчали и повернули головы к рации – показалось, что
прозвучали позывные, орбитальной станции «Фата-моргана», но это и в самом деле
только показалось, нервы были как проволочки мины натяжного действия,
реагирующие на легкое касание.
– Хорошо, – сказал Малыш. – Мои предыдущие
высказывания отметаем, как продиктованные интеллектуальной незрелостью.
Лапочек-специалисток по международному праву у меня еще не было. Но почему мы
сидим, как барсуки в норе, командор? Кропотливо фиксируем все перипетии охоты,
и только? Зачем мы здесь?
