– Теперь они будут искать тебя, пока не перероют всю землю, – сказал Хенрик.
– Пленку надо будет размножить, – сказала Маркиза. – И разослать по всем ячейкам.
– Не спеши, – сказала Ирка. – Мы подумаем, как сделать лучше. Пусти еще раз пленку. Я боюсь, что среди них были знакомые.
– Сейчас, только перемотаю назад, – сказал раненый милиционер.
– Какие сволочи! – сказала Ирка. – Я бы их всех своими руками растерзала!
– Успеешь, – сказал Хенрик, – всему свое время.
– Пусти пленку вдвое медленней, – попросила Маркиза.
Загорелся экран.
– Тим, – сказала мне Маркиза. – Подвинь мое кресло к экрану.
Я подчинился. Кресло было тяжелое, но на колесиках. Как только я его сдвинул с места, оно рыскнуло в сторону. Маркиза схватила меня за руку длинными холодными пальцами.
– Не так шустро!
Она смотрела на меня смеющимися глазами, а я старался не видеть ее маленького туловища и ссохшихся ножек.
Маркиза отвернулась от меня и словно забыла.
Мы снова смотрели, как люди стараются убежать со стадиона, как они бьются о решетки.
– Стой! – приказал Хенрик. – Останови изображение.
Картинка на экране замерла.
– Видишь? – спросил он.
– Это Шептицкие, – сказала Маркиза. – Они с собой взяли на стадион девочку.
Маркиза дотронулась длинным пальцем до экрана.
– А кто справа? Это Ванда Ли?
– Не может быть!
– Конечно же Ванда, у нее помолвка в декабре.
– Не будет помолвки.
– Сволочи! – повторила Ирка. Она стояла рядом со мной. А я так устал, что смотрел на дергающееся изображение на экране, уже не понимая, что там происходит. У меня глаза смыкались. И если бы не голод, я бы уселся здесь в уголке и заснул.
Вдруг Маркиза резко обернулась ко мне.
– Уведи его, – приказала она Ирке. – И ты тоже поспи. На тебе, Ирка, лица нет.
– Пошли, – сказала Ирка.
Я был благодарен Маркизе. Я сказал:
– Спасибо.
Но меня никто не слышал, потому что Хенрик вдруг воскликнул:
– Смотрите, смотрите!
– Не может быть! – ахнула Маркиза.
Они столпились у экрана, увидев кого-то близкого им.
Ирка потянула меня за руку.
Мы вышли из двери и прошли по коридору. Ирка толкнула дверь слева, и за ней обнаружилась небольшая комната, в которой стояло несколько коек, покрытых серыми одеялами.
– Здесь отдыхает караул, – сказала Ирка. – Но сейчас их нет. Выбирай любую постель.
Я не стал выбирать. Я положил меч на пол возле ближайшей койки, рухнул на нее, закрыл глаза и вместо того, чтобы заснуть, начал вновь мысленно прокручивать перед глазами сцену моего боя со спонсором. Я слышал, как Ирка присела на соседнюю койку.
– Ты спи, – сказала она, – не ворочайся. Ты лучше посчитай до ста. Ты считать умеешь? А то я тебе посчитаю.
– Я умею.
– Тогда считай.
– Не хочу.
– Надо обязательно поспать. Мы же не знаем, когда будем спать в следующий раз.
– Как ты меня нашла?
– Искала вот и нашла! Спи!
– А что ты на кондитерской фабрике делала?
– Воровала.
– А что воровала?
– Много будешь знать, скоро состаришься.
– Дай руку, – сказал я.
Не открывая глаз, я протянул в ее сторону руку ладонью кверху, и она положила на ладонь свои пальцы. Я знал, что у Ирки обломанные короткие ногти, и руки все в ссадинах и царапинах, а мизинца на левой руке нет.
– Спи, – сказала Ирка.
– Жалко спать.
– Хочешь, я тебя поцелую? – спросила Ирка.
– Хочу.
Я открыл глаза. Ее глаза были совсем близко от моего лица. Она склонилась, и я, подняв другую руку, схватил пальцами ее горячий затылок, чтобы сильнее ее поцеловать.
Ирка вырвалась, она сделала вид, что рассердилась.
– Раздавить меня хотел, да? Нельзя так сильно, – сказала она. – Это не любовь, а больно. Тоже мне, любимец!
– А что любимец?
– Я раньше думала, что любимцы все такие нежные, завитые, мытые, у меня была подруга, ты ее не знаешь, она была знакома с одним любимцем, не здесь, а на болшевской базе спонсоров. Она с ним встречалась. Она говорила, что он такой нежный, она так переживала, когда хозяева его увезли.
Сон подкрадывался ко мне. Мне было уютно и тепло. Ирка была такая глупая, но очень хорошая. Она погладила меня по голове.
– Ты не завитой, – сказала она.
Мне хотелось спросить, был ли у нее кто-нибудь раньше, до меня. И мы даже показалось, что я спрашиваю. Но на самом деле я уже спал. Правда, догадался я об этом только, когда Ирка начала расталкивать меня, тормошить:
– Просыпайся, надо идти. Ты слышишь, что надо идти?
Маркиза ждала нас в длинном роскошном зале подземного дворца – станции метро. И люди когда-то ходили по этому дворцу, не замечая окружающей роскоши. «Кто же правил нашей страной, если только для того, чтобы проехать на поезде, воздвигались такие дворцы?» – спрашивал я себя.
Маркиза сидела в кресле на колесиках.
Пока мы спускались к ней в зал, я успел спросить Ирку:
– А почему она не ходит?
– У нее ноги слабенькие, – сказала Ирка.
– А почему она такая?
– А кто не урод? – ответила вопросом Ирка.
– Я! – Это прозвучало самоуверенно, по-мальчишески.
Ирка засмеялась.
Мы подошли к Маркизе. Возле кресла стояли два охранника в кожаных костюмах.
– Чего вас так развеселило? – спросила Маркиза.
– Тим считает, что он красавец! – сказала Ирка.
– Ты в самом деле так думаешь? – спросила Маркиза, смеясь глазами. Но почему-то я почувствовал, что ей эта ситуация не нравится. И я даже понял, почему: нелегко женщине обсуждать чужую красоту, если ты горбунья-сухоножка.
– Я так не думаю, – сказал я. – Я только думаю, что я не урод.
– Это одно и то же, – сказала Маркиза и обернулась к Хенрику, который быстро приближался. Его каблуки отбивали ровный четкий ритм.
– Все, – сказал он, подойдя к нам. – Он будет ждать у входа в «Сокольники».
– Один?
– Обещал.
– Я не хочу рисковать.
– Я думаю, что мы не рискуем, – сказал Хенрик. – Я думаю, что он взбешен и перепуган.
