«Я просто оглох! Что это было? Граната?»
Парень огляделся. Вот и знакомые машины.
Водитель уткнулся лицом в руль, окно разбито. Северин заметил Сашу. Голова ее была откинула, а лицо окаменело, как у человека, спящего глубоким сном, или… или как у мертвого.
Северин распахнул дверцу, боясь, что уже поздно, дотронулся до шеи девушки. Пульс прощупывался. И она, и Глеб, и Ян, к счастью, оказались живы. Но без сознания.
«Штурмовая граната, — понял он. — Светошумовая скорее всего. В прошлый раз они использовали газ».
Но картинка не складывалась. Чего-то не хватало… Вернее, кого-то…
— Дина! — закричал он, но не услышал даже звука собственного голоса.
Несмотря на полуослепшие глаза и густой снег, парень все же различил за белой пеленой удаляющиеся темные фигуры. На плече у одного из убегающих лежало что-то странное, похожее на мешок. Взгляд выхватывал отдельные детали: темные волосы, болтающуюся, как у тряпичной куклы, голову… Северин различил канареечно-желтый пуховик с черепом и костями на спине, тот самый, который Динка вытребовала у Евгения Михайловича на прошлый Новый год и носила теперь все холодное время почти не снимая.
«Нас ждет славная охота», — прорычал зверь внутри него, и Северин прыгнул, чувствуя в полете, как изменяется его тело.
Огромный волк коснулся лапами земли и бросился в погоню.
Обычно, когда он преследовал жертву, то ощущал, что мир сам ложится ему под лапы, но сейчас все было по-другому. Вновь началась метель. Снег словно пытался облепить, задержать его. Ветер, несущий запахи торфа, затхлой воды и гнили, стремился сбить со следа. И за всем этим стояла чья-то направленная, враждебная воля.
Волк с синими глазами зарычал.
Он едва не потерял их, похитители уходили в сторону от деревни. Гигантскими прыжками зверь мчался по полю, ведомый едва заметной цепочкой следов, сразу же заметаемых снегом.
Мир слился в сплошную серо-белую полосу.
За небольшой речушкой похитители остановились.
«Глупцы!» — расхохотался Северин, но из горла вместо смеха вырвался хриплый, торжествующий вой. Раздалось несколько сухих щелчков. Он увернулся от глупого свинца, собираясь одним прыжком перемахнуть речушку.
Не получилось.
Скользкая коричневая лапа, украшенная внушительными когтями, сомкнулась на задней лапе волка, и Северин рухнул в теплую, пахнущую железом и тухлыми яйцами воду.
Перед ним появилось морщинистое не то человеческое, не то жабье лицо.
«Кикимора», — вспомнилось Северину слово из какой-то странной, прошлой жизни.
Он лязгнул зубами, желая избавиться от помехи.
Кикимора резко отпрянула и, вцепившись когтями задних лап в бока, потянула его вниз. Вода попала в пасть, обожгла легкие. Северин вырвался и попытался достать болотную нечисть теперь уже всерьез, но зубы лишь скользнули по скользкой, пахнущей рыбой шкуре. Тварь обладала удивительным проворством.
Он глотнул побольше воздуха и перестал сопротивляться. Кикимора заверещала, радуясь легкой победе.
Когда вода сомкнулась над ним, волк рванулся вперед и впился в скользкое, морщинистое тело. Захрустели кости, в пасть хлынула вонючая жижа. От вибрирующего визга твари, казалось, разламывается голова.
Когда кикимора перестала шевелиться, он оттолкнулся лапами от дна и как пробка вылетел на невысокий покрытый сугробами берег.
Отдышавшись и поев немного снега, чтобы отбить гнилостный вкус нечисти, волк продолжил погоню.
Необычная метель добросовестно замела все следы. Но Северина это уже не беспокоило. Внутри него возникло какое-то новое чувство, чутье, которое подсказывало ему, куда надо бежать. Прежде бесполезные части пейзажа — старый почерневший пень, сверкающий танец снежинок, расположение сугробов в поле — стали верными приметами, показывающими, куда ушли его враги.
В стороне от деревни лежало кладбище. Волк проскользнул в дыру в ограде и осторожно принюхался. Теперь его чувства изменились. Он видел.
Видел голубовато-серую дымку покоя и печали, окутывающую могилы, где поколения жителей деревни находили последний приют. Видел упругие и трепещущие оранжево-алые языки сдерживаемой ярости и готовности к бою, исходившие от разрушенной церкви, где прятались похитители. Видел ярко-зеленый, как весенняя трава, цвет Динки. Сейчас он был приглушен, похоже, девочка была без сознания.
Человеческая часть его разума удивилась и встревожилась от таких перемен, но зверь воспринял их как должное. Крадучись волк направился к развалинам церкви.
Его уже ждали.
«Что ж, тем хуже для них», — сказал себе Северин. Они убили его возлюбленную, напали на его друзей, и он не собирался давать пощады. Люди караулили оба прохода в церковь, но добраться до них вполне возможно. Только преодолеть ограду. Барьер высотой в человеческий рост — не препятствие для настоящего хищника. Северин оттолкнулся от земли и взмыл в воздух. Огненные хвосты выстрелов потянулись к нему, несколько пуль вошло в тело, и большой синеглазый волк неловко рухнул на снег.
Враги были совсем близко. Он чуял их запах, слышал странное бормотание: «От серого, от зубастого, что две шкуры носит…»
Лежа на побуревшем от крови снегу, волк затих, зная, что люди не видят его из-за перекрывавших обзор кустов. Теперь нужно проявить осторожность…
Он медленно пополз в сторону церкви, выжидая, когда придет удобный момент. И он пришел.
Вот человек, карауливший проход, зевнул, отвлекся на что-то.
«Пора!» — понял волк. Один рывок — и он будет в церкви.
«Они побоятся задеть друг друга, начнется неразбериха», — подумал Северин и прыгнул, но вдруг будто налетел на невидимую стену.
Не нем скрестились лучи нескольких фонарей.
Северин рванулся снова. И его снова отбросило назад.
Между ним и врагами не было ничего. Слабый запах соли подсказал ему, что обычная поваренная соль насыпана на входе в храм. Именно она не пускала его внутрь, перегораживая путь. «Колдовство», — понял волк и зарычал.
Один из похитителей вышел вперед. Высокий, с желтыми немигающими, как у хищной птицы, глазами. Северин обратил внимание, что он заметно хромает на левую ногу, а левая рука, сухая, скрюченная, это заметно, несмотря на толстую телогрейку, была прижата к груди.
— Шел бы ты отсюда, парень, — сказал желтоглазый. — Ты силен. Но мы тебе не по зубам.
Северин зарычал, изнутри поднималась пелена звериной ярости. Такой, от которой теряешь голову. Забываешь, кто ты есть. Забываешь все, лишь бы добраться до горла врага.
Снова раздались выстрелы. Волк пытался ворваться то в один, то в другой проход, пытался перепрыгнуть через стену. Снова и снова невидимая стена отбрасывала его. Люди стреляли и стреляли. Раны на теле волка не успевали закрыться и появлялись все новые и новые. Сердце, пытаясь удержать в теле драгоценную жизненную влагу, билось все медленнее и медленнее. Движения волка стали вялыми и заторможенными. Ярость уступила место чудовищной, отупляющей усталости.
