— Им незачем было врать.
— Ругару?! — возопил Проповедник. — Чертов оборотень, прости Господи! И ты говоришь об этом только сейчас?!
Мне пришлось проигнорировать его.
— Ты не спешил поделиться со мной этой информацией, — сказал Роман.
— Ругару мог оказаться и ты. Пока я не увидел кольцо, не был уверен в том, что передо мной не оборотень.
— Людвиг, я оскорблен! Мне-то ты мог сказать сразу! Пугало же ведь знало! По роже его вижу, что знало! Какое преступное наплевательство! — между тем продолжал распаляться Проповедник. — А еще друг называется!
— Вполне разумно, — рассмеялся легат кардинала. — Вот только ты не подумал, что кольцо я мог снять с какого-нибудь путника, а потом сочинить всю эту историю?
— Бесстыдство! — Проповедник, взмахивая руками, удалялся. — Какому-то цыгану заблудшему рассказал, а мне — нет!
Я проводил его сутулую фигуру взглядом, затем повернулся к Роману:
— Кольцо и одежда — возможно. Но история с Вионом — сомнительно. К тому же сейчас полнолуние, и ночью я не заметил, чтобы ты обрастал шерстью.
Он вновь рассмеялся и сказал:
— Ну, надеюсь, что тебя все-таки обманули. Встречаться с тварями ночи не входит в мои планы.
К вечеру мы подошли к плато, заросшему замшелыми каменными грибами. Здесь выл пронзительный холодный ветер. На склоны опустился туман, вязкий и влажный, застилающий глаза, лезущий в рот, пахнущий едкой пряной травой и заманивающий к пропастям, которых вокруг тропы было великое множество. Вернувшийся Проповедник, все еще обиженный, ворчал, что темнеет и пора делать привал.
— Надо остановиться, — согласился я. — Или костей не соберем.
Роман подул на ладонь, и вокруг нас закружились какие-то насекомые, излучавшие ярко-желтый огонь, свет которого разогнал туман, отразился от шершавых поверхностей каменных грибов.
— Мать-заступница! Святой Коломан и все его мучители! Это не церковная магия! — подпрыгнул Проповедник.
Пугало остановилось да пригляделось к моему спутнику получше.
— Церковный легат, знающий древние языки, да еще и колдун к тому же. На службе у кардинала Урбана. Ты полон сюрпризов, Роман.
— Как и ты, Людвиг, — вернул он мне комплимент. — Его высокопреосвященство несколько раз говорил о тебе и твоих друзьях.
Мне это не слишком понравилось, но я сказал:
— Надеюсь, только хорошее.
— Кардинал помнит, кому он обязан жизнью, когда был еще епископом. А это, — небрежный кивок в сторону летающих насекомых, — всего лишь детские шалости. Уверен, что другие колдуны, которых ты, вне всякого сомнения, знаешь, способны на гораздо большее.
— Людвиг, спроси, есть ли у него патент? — подал «идею» Проповедник и тут же смутился, поняв, что сморозил несусветную чушь.
Разумеется, у легата кардинала должен быть патент Церкви, разрешающий заниматься волшебством.
— Не буду спорить, — ответил я цыгану. — Но люди твоей профессии обычно пользуются церковной магией, а не той, что считается темной.
— Только истинно верующий, свято отдающий себя всего Господу, способен на чистое, не запятнанное пороком волшебство. Я слишком слаб духом и полон сомнений, для того чтобы Господь проявил ко мне милость и наградил таким даром. Но и тот, что есть у меня, верно служит Церкви и Господу. Тебя это смущает?
— Меня давно уже ничто не смущает.
Он усмехнулся:
— Да, стражи порой не гнушаются пользоваться услугами тех, кого иные считают запятнанными. Ваши цели оправдывают те средства, которые вы используете для сражений с темными душами. Я готов это понять.
Он пошел вперед, освещая мрачную дорогу, и я поспешил за ним, не желая оставаться в тумане, который охотящейся кошкой следовал за нами, держась границы круга света.
— Ты собираешься не останавливаться всю ночь? — Я не убирал рук с арбалета.
— Ниже есть землянка, где летом иногда живут пастухи. Заночуем под крышей и с комфортом.
— Как далеко?
— Пока мы, точно святые, шествуем среди облаков, ничего конкретного сказать не могу. Часа полтора ходу.
Эти полтора часа были удивительно длинными, и я вздохнул с облегчением, когда мы начали спуск с плато.
Черная проворная тень спрыгнула с вершины каменного гриба. Я, будучи настороже, крикнул, предупреждая Романа. Вскинул арбалет.
Косматая туша с длинной зубастой мордой в один прыжок оказалась передо мной. Колючей голодной злобой сверкнули золотистые глаза. Но он не бросился на меня — внезапно извернувшись всем телом, взмыл в воздух и прыгнул на цыгана.
Клацнули страшные челюсти, тут же облако сияющих насекомых взорвалось, их прозрачные крылышки разлетелись в стороны, упав на землю точно снежинки, а ругару проехал по земле добрый десяток ярдов, сильно ударившись боком о камень. Проповедник верещал, чтобы я немедленно бежал и спасался, но я даже не подумал об этом.
Цыган стоял на коленях, оборотень, отброшенный магией, вставал на четвереньки, оглушенный атакой. Я прицелился, выстрелил и попал, судя по тому, как взвыл нападавший. Он встал на задние ноги, повернул ко мне оскаленную морду, но цыган швырнул с открытой ладони нечто чернильно-черное, и ругару снова прыгнул, но теперь уже не на нас, а во мрак, подальше от колдовства.
— Господи спаси! Господи спаси! Господи спаси! — молился Проповедник.
Пугало молитвы не жаловало, поэтому просто наблюдало за всем происходящим со стороны и, судя по его виду, было крайне довольно случившейся скоротечной схваткой.
Первым делом я перезарядил арбалет, а затем уже бросился к цыгану. Тот больше не стоял на коленях, а лежал на спине. Его грудь тяжело вздымалась.
— Ты цел?
Крылышки, лежавшие на земле, гасли, вокруг разлилась тьма, со всех сторон подступил туман, и разглядеть хоть что-то, когда сердце стучит у самого горла, а разгоряченная кровь шумит в ушах, было не так уж и просто.
— Сейчас, — сказал Роман, и в воздухе закружился всего лишь один волшебный светлячок. На этот раз горел он гораздо более тускло, чем прежде. Бледного света едва хватило для того, чтобы рассмотреть все хорошенько.
— Казни хагжитские! — за всех нас произнес Проповедник.
Пугало подошло поближе, чтобы лучше разглядеть окровавленное плечо цыгана. Оно было все изодрано зубами, текла кровь.
— Плохи мои дела, страж, — сказал легат кардинала.
Я достал из рюкзака чистую тряпку, залил рану бальзамом, который оставался у меня еще с тех пор, когда лечили Карла, и взялся за перевязку как раз в тот момент, когда Роман потерял сознание.
— Зачем ты это делаешь? — удивился Проповедник. — Не милосерднее ли убить его?
