После часа в катакомбах меня уже тяжело было удивить мертвецами, но эти отличались от других. Они валялись на полу, точно переломанные каблуком Пугала куклы, — скорченные, нелепые и выпотрошенные. Я видел раздавленные головы, вскрытые грудные клетки, оторванные руки и ноги.
Повсюду темнела кровь. Она черными кляксами растеклась по полу, замерзла, став неотъемлемой его частью, пропитала одежды, мелкими пятнами застыла на лицах и серебряных крыльях ангелов.
Их оказалось больше двадцати. Большинство находились близко друг к другу, но некоторых я обнаружил дальше, они, как видно, пытались бежать, однако смерть настигла и их, без жалости вырывая позвоночники и челюсти, ломая шеи и круша черепа.
Несколько статуй ангелов были разрушены, надгробия треснули, лед оплавлен.
Осторожной кошкой подошло Пугало с черепом под мышкой, подняло с пола оторванную руку, вопросительно посмотрев на меня.
— Я знаю не больше твоего. Могу лишь предполагать, что здесь случилось.
Оно благосклонно кивнуло, желая послушать мою догадку.
— Они пришли сюда, чтобы похоронить одного из своих. Видишь тело в белой… ну, теперь уже темно-бурой одежде среди них? Оно совсем не тронуто, в отличие от остальных, потому что монах уже был мертв, а рядом валяются сломанные погребальные носилки. Здесь на них кто-то напал. И они стали гибнуть. Один за другим, заливая все кровью. Некоторые из них не пытались убежать, решили сражаться до конца. Они не видели врага, поэтому наносили удары вслепую — скульптуры разбиты, словно по ним стреляли из пушки. К тому же магия задела кого-то из братии. Справа от тебя обугленный скелет. «Ложимся подобно колосьям под серпом жнеца…» — произнес я фразу, которую видел на полях книги брата Инчика.
Очень образно, но в то же время точно.
Пугало бросило на пол руку, озадаченно посмотрело на меня, не понимая, что я сказал.
— В этой бойне могли быть уцелевшие. Например, брат Инчик. Если он видел весь тот кошмар, то я понимаю, почему так радовался приходу стража, пускай и прошло несколько лет. Им пришлось убить его, лишь бы он не рассказал мне о случившемся. Хотя я до сих пор не понимаю, какой им резон скрывать все это. Видно, что никто из каликвецев сюда не спускается. Иначе тела бы убрали, решетку на выходе не запирали. Да и скирры говорили, что монахи перестали хоронить здесь своих. Значит, они не приходят сюда, а темная душа не поднимается наверх.
Безразличное пожатие плечами. Пугало серпом корябало на лице ангела ухмылочку — точную копию той, что была у самого одушевленного.
Теперь случившееся в монастыре несколько лет назад порядком меня разозлило. Чертовы клирики — им проще убить человека, который мог что-то рассказать, и взять грех на душу, чем попросить помощи стража. Мне захотелось бросить все и уйти, оставить каликвецев и темную тварь, пусть сами друг с другом разбираются. Но я заставил себя отринуть эмоции.
Я дошел до дальней стены пещеры, сложенной из крупных ледяных кирпичей, которые затем облили водой, тем самым скрепляя их друг с другом. За ними мне почудилось какое-то движение — темная размытая тень за полупрозрачной преградой.
Внезапно в глаза ударил свет.
Я отшатнулся, поднимая руку, закрываясь от ярко-зеленых лучей, а затем швырнул знак. Он прошел через стену, полыхнул пурпуром на другой стороне, заставив свет дрогнуть и погаснуть.
— Проворная гадина, — буркнул я, поставил фонарь на землю и с силой воткнул кинжал между кирпичами.
Лед затрещал, и мне под ноги с мягким звоном упало несколько полупрозрачных, тут же разбившихся пластинок. Стена оказалась гораздо менее прочной, чем я думал, но мне потребовался почти час, чтобы сколоть лед, расшатать полупрозрачные блоки и вытащить шесть самых нижних. Только после этого получился достаточный лаз для того, чтобы я смог туда пролезть. Первым делом я пропихнул рюкзак, затем фонарь, а затем уже пополз сам, улегшись на спину.
Пугало весело помахало мне рукой. Лезть дальше оно не желало.
— Все интереснее и интереснее, — пробормотал я, изучая место, в котором оказался.
Идеально круглый ледяной туннель с гладкими, блестящими голубыми стенами и полом таким скользким, что я не мог встать. Пришлось отцепить от рюкзака висящие на нем «кошки» и прикрепить их к ботинкам, понадежнее затянув кожаные ремни.
Сталь скребла лед, не давая упасть. Мне понадобилось буквально вбивать ноги, чтобы не терять устойчивость. Дорога шла под уклон, и самым быстрым способом было сесть на задницу и скатиться вниз, точно на пологой горке, но я решил не рисковать, не имея при себе ледоруба. Мало ли какая трещина окажется на пути. При таком варианте передвижения я не смогу мгновенно остановиться.
Так что в зал, находящийся от погребального всего лишь в двухстах шагах, я добрался, лишь затратив уйму времени.
Потолок похожей на перевернутую бочку пещеры в центре был укреплен широченной ледовой колонной, по краям которой, точно воротник, росли огромные сосульки. Под самой крупной из них зияла темная дыра, точно распахнутая пасть неведомого чудовища, — очередной ход в неизвестность.
— Вот это встреча, — без всякой радости сказал я четырем мертвецам, лежащим у бугристой шершавой стены.
Прежде чем подойти к ним, я обезопасил себя, положив фигуру — на выход-пасть из пещеры, на тот случай если темная душа, сияющая зеленым светом, надумает появиться.
Этих монахов объединяло то, что каждый из них был прикован за лодыжку стальной цепью, конец которой глубоко вбили в стену. Больше всего умершие походили не на людей, а на ледяные статуи — бледно-голубые, щедро укрытые толстым саваном из инея.
Один из них умер, поджав под себя ноги, свернувшись точно зародыш и вмерзнув лицом в пол. Его седые волосы вокруг выбритой тонзуры были похожи на высушенные солнцем водоросли.
Другой, в порванной мантии, лежал на спине, и его руки застыли в странном положении, словно он пытался оттолкнуть от себя какую-то тяжесть. Я видел таких мертвых в горах и раньше. Они замерзали настолько, что переставали контролировать себя, считали, что им жарко, хотя на самом деле их тела умирали от лютого холода. Они срывали с себя одежду, не желали разводить огонь, начинали бредить и в итоге навечно засыпали, трясясь от чудовищного озноба.
Третий покойник прислонился спиной к ледяной стене. Он сидел ровно и смотрел прямо на меня застывшими, стеклянными глазами из-под накинутого на голову шерстяного капюшона.
Четвертый, самый молодой, пытался снять с себя цепь и умер от потери крови. Красный снег вокруг него, бурые пальцы, которыми он разодрал ногу до кости. На юном лице навечно застыла маска ужаса и боли.
Судя по наростам льда, эти люди погибли здесь в разное время. Тот старик с седыми волосами умер первым. Его тело вмерзло, уже став частью пещеры. Пройдет еще какое-то количество десятилетий, и оно полностью скроется в постепенно растущей стене. А вот мальчишка, пытавшийся освободиться от цепи, попал сюда последним — корочка льда поднялась над растекшейся по полу кровью всего лишь на четверть дюйма.
