Моя мама любила шутить: «Прощаются, как на год!» — когда после первого «пока», сказанного по телефону или у двери дома, мы болтали еще по полчаса.
Однажды, когда мы возвращались из школы, нам встретились мальчишки из параллельного класса. Они крикнули:
— Жених и невеста!
Мы не обратили внимания — нас все так называли. Мне даже нравилось.
А мальчишки не унимались, выкрикивали всякие обзывательства, а еще дразнили Антона девчонкой.
Не знаю, что на меня нашло, я схватила с асфальта булыжник и швырнула в них. Камень угодил одному мальчику прямо в голову — пошла кровь. Мне совсем не было его жаль! Наверное, я испугалась, что Антон станет думать как эти дураки и перестанет со мной дружить.
Мальчишки схватили камни, принялись кидаться в нас и все кричали Антону: «Девчонка, он девочка, две подружки, смотрите, смотрите!»
Мы убежали в парк и забрались на наше дерево.
Люди, сбившиеся в стаи, мерзки, любое отличие вызывает у них волну протеста, зависть, злость. Они готовы уничтожать лишь потому, что сами кому-то не интересны.
С Антоном многие пытались завязать дружбу, он не отталкивал их грубо, но и интереса не проявлял.
Тогда, на дереве, я спросила его:
— Тебе обидно?
Тоша засмеялся и сказал:
— Кажется, это им обидно. Может, они тоже хотят с тобой дружить?
Мне стало смешно.
— А может, с тобой?
Он вынул из рюкзака упаковку вафель и скинул мне. А еще добавил, что мы особенные и нам никто не нужен.
Вафли оказались ужасно вкусными, с банановой начинкой. Мы сидели на дереве до самого вечера. Время летело быстро, нам никогда его не хватало.
Кому-то покажется, мы болтали о сущей чепухе. А какая разница, если нам было хорошо вместе?
В тот день я узнала про слона и радугу.
Антон задумчиво посмотрел на хмурое небо и поинтересовался у меня:
— А ты знаешь, что слон, даже если очень захочет, не сможет пройти по радуге?
Я покачала головой.
И он объяснил:
— Радуга узкая, а слон широкий, он не сможет встать на нее всеми четырьмя ногами.
— А если подогнет одну пару ног и будет прыгать? — спросила я.
Тоша свел брови и воскликнул:
— Думаешь, такая туша сможет на одной паре ног прыгать в гору?!
Я так, конечно, не думала.
Глава 4
Звездолет
Зима приходит неожиданно. Ложишься спать осенью, а просыпаешься уже зимой.
За окном идет снег, все стало белым.
— Ники, тебе вчера звонил какой-то мальчик, — сообщила мама, вбегая в кухню с расческой в руке. — Забыла сказать.
Аполлон Петров оказался настырным. Так и бегает за мной с того несчастного свидания, которое и не свидание вовсе, а так — горчичник для моего измученного жаром сердца.
Я грею руки о чашку какао, жадно вдыхаю его аромат, руки, ноги покрылись гусиной кожей. Маечка на мне не по сезону. Хочется спать. Зимой и летом одним цветом (кто еще не знает?) — моя ненависть.
Раньше Тоша всегда заходил за мной. И мы успевали вместе что-нибудь съесть, например, яичницу с жареной колбасой, поджаренный на сливочном масле хлеб, а еще посмотреть по телику какой-нибудь мультик.
У природы нет плохой погоды — так и было, пока в моей жизни существовал Антон.
— Как твои подготовительные курсы? — спросила мама, быстро работая ложкой в стаканчике с йогуртом.
— Нормально.
Математика не мой конек. Мне всегда с ней помогал Тоша. Ни одна училка не могла объяснить лучше, чем он. Уроки мы делали вместе, так быстрее и интереснее. Пока я русский, он математику, пока я литературу, он физику. Разделение труда — это вообще весьма правильно. Хотя наши мамы не очень одобряли. Тетя Оля всегда спрашивала: «А в институт как поступать будете? Скажете комиссии: „Ой, извините, а ответ на этот вопрос я не знаю, но знает мой друг/подруга?“»
Мы хотели пойти в один институт. У нас и в мыслях не было разлучаться из-за такой ерунды, как высшее образование. Даже не думали о том, кем собираемся стать. Кем-нибудь, главное — вместе.
— Одевайся сегодня теплее, — напутствовала мама.
— Хорошо.
Мама приоделась, вчера прическу себе сделала, а надушилась-то, надушилась. Последнее время она вообще не злится и вечно улыбается. Меня, несчастную, это слегка раздражает. Ее энтузиазм бьет ключом, в то время как мой собственный пересох, точно родник в Африке.
— Ники, не кисни дома, сходи куда-нибудь, — посоветовала мама из прихожей. Ее голова показалась в дверном проеме. — А что за мальчик? Хороший?
— Не знаю, — проворчала я. Ненавижу обсуждать мальчиков. В воздухе витает вопрос об Антоне, только ни я, ни мама не заговорим на эту тему. Негласно она у нас под запретом.
— Ну как не знаешь? — обиделась мама. — Не знаешь, кто тебе звонит?
— А для кого ты надушилась? — посмотрела я на нее через плечо.
Улыбка исчезла с ее лица, и я пожалела.
Чудная доченька получилась. Да уж, лучше бы молчала.
— До вечера, — попрощалась мама.
Я допила какао, вытянула перед собой руки, уронила на них голову и закрыла глаза. Только под веками почему-то не темно, а белым-бело, и кажется, я даже вижу тени снежинок.
Зима — это чудесно. Мы с Антоном всегда с нетерпением ждали первого снега. А как только он выпадал, звонили друг другу и кричали в трубку: «Ты видел?», «А ты видела?», и так по три-четыре раза, пока не убедимся, что и он, и я действительно видим.
Наши мамы посмеивались, а мы бежали на улицу, падали на первый снег, кидались им друг в друга и даже пробовали на вкус. А еще зимой я впервые приревновала Тошу к другой девочке…
Когда мы учились в пятом классе (четвертый мы, естественно, перепрыгнули), в школе открылась лыжная секция, куда могли записаться все желающие. Вот мы с Антоном и записались. Два раза в неделю следовало ездить на базу за город и там кататься на лыжах.
Мне нравились электрички. Может, потому, что я на них редко ездила? Но всякий раз, когда мы стояли на платформе, а впереди вспыхивал яркий свет, раздавался гудок и подъезжала зеленая электричка, мое сердце начинало учащенно биться. Мне казалось, будто происходит что-то мистическое, словно электричка, как звездолет, может перенести в другой мир.
И в самом деле, когда через десяток станций двери электрички открывались, мы оказывались в другом мире — снежном царстве. Повсюду лес, деревянные домики, засыпанные снегом, горы и пригорки, тропинки. Воздух свежий-свежий, и его так много, кажется, можно задохнуться.
