Дидро. Вольтера? И… только портрет?
Г-жа Тербуш. Нет. Я изучила сюжет вплотную.
Дидро (заинтересованно). И что же?
Г-жа Тербуш. Это не любовник, а снеговик. Стоит за него взяться, как он тает в руках.
Смеются. Дидро с явным удовольствием воспринимает весть о неудаче Вольтера. Откладывает перо.
Дидро. О, я не строю иллюзий. Я не оставлю великого имени в истории.
Г-жа Тербуш. Почему?
Дидро. Потому что в постели я проворнее, чем за письменным столом.
Ими вновь овладевает желание. Он оборачивается и целует ее в шею, а затем покрывает поцелуями ее плечи.
Дидро. Я чувствую, что вы опять поможете мне справиться с задачей.
Г-жа Тербуш. Что вы намерены делать? Я о вашей дочери.
Дидро. Дансени к ней не притронется. Он даже не взглянет в ее сторону.
Г-жа Тербуш. Она так прекрасна, что сможет распалить даже семинариста…
Дидро. Только не Дансени.
Г-жа Тербуш. Почему вы так уверены? Говорят, у него есть любовницы.
Дидро. Он сам это говорит. (Целует ее в ухо.) На самом же деле он больше интересуется мужчинами.
Г-жа Тербуш. Он?
Дидро. Это настоящий козел. Зато он никому не делает детей, которые остаются без отца.
Г-жа Тербуш. Какая мерзость.
Дидро. Бросьте! Это менее глупо, чем онанизм. Раз уж речь идет о простой похоти, лучше, чтобы удовольствие получили двое, чем один. Человек делится с ближним. Когда Дансени встречается со своим дружком или дружками, он попросту предается альтруистической мастурбации.
Г-жа Тербуш. Однако!
Дидро. Я не усматриваю ни извращенности, ни порока на индивидуальном уровне, если только нет вреда для здоровья. Преступны лишь те действия, которые причиняют телу страдание. (Продолжает целовать ее.) На чем мы остановились?…
Г-жа Тербуш (отвечая на поцелуи). На морали индивидуума.
Они смеются и удобно устраиваются на софе. В дверь яростно стучат.
Сцена пятнадцатая
Баронне, г-жа Тербуш, Дидро.
Баронне, не дожидаясь ответа, входит.
Баронне. Сударь…
Дидро. Баронне, прежде чем войти, следует постучать.
Баронне. Я, сударь, так и сделал.
Дидро. Значит, надо дождаться ответа. Где тебя воспитывали? В притоне?
Баронне. Дело в том, сударь, что мне совершенно необходимо забрать вашу статью. Ее ведь еще должны набрать в типографии.
Дидро резко выпускает из своих объятий г-жу Тербуш и садится за письменный стол.
Дидро. Разумеется. Простите меня, дорогая, мне надо ускорить это дело.
Он берет лист, смотрит на него: там все перечеркнуто. Баронне глядит на Дидро с восхищением.
Баронне. Ах, господин Дидро, для вас нет ничего невозможного! Я был уверен, что вы состряпаете это за несколько минут.
Дидро (недовольно). «Состряпать» — это самое точное выражение. (Кладет листок обратно на стол.) Нет, Баронне, подожди еще немного, мне надо подумать.
Баронне (хочет схватить листок). Я уверен, что это великолепно. И потом, вы все равно не успеете добиться совершенства…
Дидро. О, что до совершенства, то мы с ним давно уже живем врозь. Нет, малыш, дай мне еще Десять минут, и я закончу статью.
Баронне. Хорошо, сударь. (Идет к выходу.) Так, значит, десять минут?
Дидро. Десять минут… конечно… (Лихорадочно скребет в затылке.) Милый друг, могу ли я отнять У вас еще десять минут?
Г-жа Тербуш. Что? Между нами еще ничего не было, а мне уже приходится вас ждать?
Дидро. Прошу вас…
Г-жа Тербуш. Это уже слишком. Ну ладно. Ради философии. Я даже согласна вернуться в прихожую и снова полюбоваться картинами, чтобы не отвлекать вас. Последний раз беру в любовники литератора.
Она выходит. В последний момент прихватывает картину Шардена, которую принесла прежде, и тщательно прикрывает за собой дверь.
Дидро (про себя, с иронией). Десять минут — это более чем достаточно, чтобы справиться с проблемой, которую никто не мог решить на протяжении тысячелетий… Бедняжка Дидро, похоже, сегодня ты влип не на шутку. Ты сделался философом, чтобы задавать себе вопросы, и вот теперь все подряд требуют от тебя ответов. Полная неразбериха! (Садится за стол, пишет.)
Сцена шестнадцатая
М-ль Гольбах, Дидро.
Едва он успел написать несколько слов, как м-ль Гольбах, тихонько приоткрыв дверь, заглядывает в комнату. Она смотрит в сторону прихожей, затем решается войти.
М-ль Гольбах. Я вам мешаю?
Дидро. Да. То есть… (Спохватывается.) Нет… вы здесь у себя…
М-ль Гольбах. Вы даже не догадываетесь, насколько вы правы: этот павильон — моя бывшая комната для игр. (Подходит к мольберту.) Госпожа Тербуш оставила картину незаконченной?
Он пытается писать и не отвечает. Она приподнимает ткань, которой завешен портрет, и смотрит на него с изумлением.
М-ль Гольбах. Это вы?
Дидро. А что, разве не похоже?
М-ль Гольбах. Не знаю, тут нарисовано все, кроме головы.
Дидро догадывается, что представляет собой набросок. Он бежит к мольберту и, изучив собственную анатомию, накидывает снова шаль на портрет. М-ль Гольбах смееется.
М-ль Гольбах. Она рисует с натуры, по памяти или из воображения?
Дидро (слегка покраснев). Послушайте, мадемуазель Гольбах, госпожа Тербуш работает так, как считает нужным, и я тоже. К тому же я должен срочно закончить статью, за которой должны прийти через несколько минут. Мне совершенно необходимо сосредоточиться, потому что мне здесь все время так мешают, что я не сумел пока что написать ни единой толковой строчки.
М-ль Гольбах. А о чем статья?
Дидро. О морали.
М-ль Гольбах. Ну, это легко!
Дидро возводит глаза к небу. Затем набрасывается на свой лист бумаги. Черкает. Девушка выносит суровое суждение.
М-ль Гольбах. Не старайтесь. Если вы, в ваши годы, не способны ответить на такой простой вопрос за полминуты, значит, этот сюжет не для вас. И ничего у вас не получится, хоть за десять минут, хоть за три часа, хоть за полгода.
Дидро. Послушайте, я уже написал три тысячи страниц для «Энциклопедии», и я нахожу вас чуть более категоричной, чем это подобает невежественному существу двадцати лет от роду!
