Ощупью он пробрался в кухню, зажег газ, разом осветивший
кухню загадочным синим светом, и тут только вспомнил, что чайник сегодня погиб,
источая тот самый «насыщенный аромат», который так расхваливал Дмитрий
Павлович. Кирилл пробормотал себе под нос какое-то ругательство, полез за
туркой и ударился босой ногой обо что-то твердое и мокрое.
Он зашипел от боли — пальцы как будто свело, — присел и
увидел на полу старый велосипедный насос, невесть как попавший в кухню.
Скорее всего придурок Владик что-то делал со своим
велосипедом, да так и бросил насос посреди дороги.
От злости Кирилл еще раз пнул насос ногой — несильно, чтобы
не дай бог не разбудить кого-нибудь, к примеру бдительную тетю Александру, —
налил в турку воды и поставил ее на огонь.
Почему Соня так испугалась, когда увидела у него в руках
свою сумку? С кем ночью разговаривал Сергей? Что именно он собирался узнать
завтра?
Для кого предназначены ампулы в металлической коробочке?
Кирилл задумчиво смотрел в огонь, когда совершенно отчетливо
услышал, как стукнуло об пол что-то тяжелое. Он замер, но больше не доносилось
ни звука. Он выключил газ, сиплое, еле слышное гудение мешало ему, и, осторожно
ступая, выглянул в коридор.
Тишина. Лунный свет. Сухие цветы в высоких вазах.
В ушах тоненько зазвенело, и он потряс головой, надеясь
вытряхнуть звон. Ничего не происходило, но он знал — что-то случилось. Знал
совершенно точно, наверняка.
На притолоке возле двери Настя держала большой старый
фонарь. Кирилл брал его однажды, когда искал в сарае какие-нибудь подходящие
башмаки. Он осторожно взял фонарь и бесшумно обулся.
Дверь на улицу была закрыта. Он посветил — щеколда
задвинута, все в порядке. Садовая дверь тоже была заперта. Он взялся за ручку и
навалился как следует.
Нет. Дело не в этом. Все закрыто.
Он стоял в темном коридоре и быстро соображал, что делать
дальше. Ломиться в комнаты? Открывать все двери подряд? Устроить большой
переполох? Вогнать наконец-то в гроб тетю Александру?
Он пошел по коридору, и ему казалось, что подошвы его
ботинок грохочут по полу, как будто колонна демонстрантов двигается по Красной
площади.
Комната Настиных родителей. Кирилл приостановился. Тишина.
Но в этом доме такие двери и стены, что разобрать, что за
ними происходит, — невозможно.
Комната Нины Павловны. Снова тишина.
Впереди комнаты Сергея, Сони и ее мамаши, а дальше гостиная
и библиотека. Туда можно зайти, не опасаясь, что кто-то подскочит с воплями:
«Спасите, убивают!»
Кирилл миновал дверь Сергея и уже прошел было дальше, но
внезапно остановился и оглянулся. — Фонарь он не включал.
Дверь в комнату Сергея была приоткрыта и слегка шевелилась,
как будто от сквозняка.
Кирилл вернулся и остановился, прислушиваясь.
— Сергей, — позвал он осторожно и посветил в темный проем. —
Сергей!
Никто не ответил, и Кирилл вошел в комнату. Луч старого
фонаря, показавшийся ослепительным, метнулся по легкой шторе, по стене,
выхватывая куски обоев и картин, и остановился на белом острове постели,
вынырнувшем из темноты.
Сергея в комнате не было.
Кирилл быстро оглянулся и зачем-то еще раз позвал:
— Сергей! — и подождал, прислушиваясь.
На распахнутом окне полуночный ветер пузырем надул штору.
Куда он мог деться? Двери закрыты, в коридоре и ванных
темно. Выпрыгнул в окно?
Нужно было соображать быстрее, и Кирилл вдруг пожалел, что у
него нет с собой никакого оружия. Прошлой ночью он получил доской по голове.
Что может произойти на этот раз, он не знал.
Он даже не предполагал, что вчера в саду мог быть Сергей. Он
был абсолютно уверен, что знает, кто бродил ночью в туфлях Нины Павловны, — и
ошибся.
Значит, скорее всего, он ошибается и во всем остальном.
Кирилл выключил фонарь, бесшумно подошел к окну и отдернул
штору.
Ночь. Тишина.
Он посветил вдоль дома в одну и другую стороны — просто так,
чтобы не получить по голове сразу же, и, опершись рукой, перескочил через
подоконник.
Кого и как он станет искать в темном саду, если он даже
приблизительно не знает, в какую сторону идти? К садовой калитке и старому
парку? К заливу? К соседнему дому?
Он стоял, стараясь не шевелиться и надеясь на то, что его
противник так же плохо видит в темноте, как и он сам.
Знать бы, во что он ввязался, черт побери!.. В глубине
кустов что-то затрещало, как будто пробежал зверь. Пробежал и замер. Кирилл
вскинул свой фонарь, как автомат, и луч поймал шевеление в старой сирени.
Там кто-то был секунду назад. Был и исчез.
Кирилл заставлял себя ровно и глубоко дышать. Вернуться в
дом? Зажечь свет? Разбудить всех?
Он опустил фонарь и прямо у себя под ногами, в пыли увидел
неровный широкий след, как будто здесь только что проволокли мешок с песком. Он
посветил дальше. След уходил в сторону залива и пропадал в газоне — трава была
примята.
«Оставь мне это. Я завтра же во всем разберусь», — так
сказал Сергей человеку, которого Кирилл не смог ни разглядеть, ни услышать.
Завтра же. Завтра.
Завтра Сергей уже ни в чем не сможет разобраться.
Кирилл кинулся по следу, уходившему в траву. Ветка хлестнула
по лицу. Фонарь дергался у него в руке, и луч плясал по кустам. До залива —
рукой подать.
Убивать Сергея в саду — опасно. Или его вытащили из комнаты
уже мертвого?
Кирилл ни о чем его не спросил. Он спросил Нину Павловну, и
она сказала, что Сергей спит.
Почему он не поговорил с ним, ведь все было яснее ясного?!
Он решил, что ошибся, — вот в чем дело. Он решил…
Сейчас это совершенно неважно. Сейчас он должен найти
Сергея. Или его труп.
В густых зарослях фонарь уже почти не помогал, все равно
Кирилл ничего не видел дальше собственного носа. И тот человек значительно
опережал его. Он потерял слишком много времени, пока бродил по темному дому и
вслушивался в бесполезную тишину.
Он опоздает. Он уже опоздал.
Ему казалось, что рядом бежит кто-то еще, но некогда было
посмотреть. В темноте не было видно никаких следов, и он просто продирался в
сторону залива, даже не представляя себе, что станет делать дальше.
