— Что вам там сказали?
Кирилл тоже посмотрел вдоль дорожки. Скрывать не было
никакого смысла. Сергей, каким бы он ни был, вряд ли побежит с докладом к тете
Александре.
— Сказали, что ожерелье подлинное, сомнений никаких.
Девятнадцатый век, середина. Соне они не звонили. Зато сказали, что ты в
прошлую пятницу им звонил и они тебя проинформировали в том смысле, что оно
настоящее и стоит больших денег.
— Я? — поразился Сергей. — Я им звонил?! В прошлую пятницу?!
— А что? — спросил Кирилл. — Ты не звонил?
— Нет. Конечно, нет. Что еще за чертовщина! А Соне кто
звонил, если они не звонили?!
— Я не знаю, — Кирилл пожал плечами, — кто-то из
родственников, как я понимаю. Это не ты случайно?
Сергей швырнул окурок в лужу, натекшую на дорожку из
георгиновых кустов.
— Я не звонил Соне. Я не звонил Францу. Я никому не звонил.
Я привел им Соню с ожерельем и больше ни с кем не разговаривал. Что, черт
побери, за дела!
— Я тоже не знаю, — признался Кирилл, — я так понимаю, что
кто-то из родных решил, что ему ожерелье будет полезней, чем Соне. Поэтому он
позвонил ювелиру, сказал, что он — это ты, то есть Сергей Сергеевич, узнал, что
оно ценное и подлинное, а потом позвонил Соне и сообщил, что оно фальшивое.
Соня ударилась в слезы и заявила, что про ожерелье слышать ничего не хочет.
Дальше его просто нужно было оттуда забрать, и все.
— Как все? — забормотал Сергей. — Что значит — все? Это
ведь… обман? Подлог?
— Обман и подлог, — согласился Кирилл, — я про то и толкую.
Соне звонили со Светиного мобильного, это я проверил сразу. Кто звонил, не
знаю. Кто-то из наших. То есть из ваших.
— Зачем?! Все равно это бы выяснилось. Франц спросил бы у
меня, а я бы сказал, как все было.
— Франц мог спросить у тебя через год. Или два. Ну и что?
Все равно концов к тому времени было бы не найти. Любимый брат уговорил бы ее
подарить стекляшки ему или его подруге. Брат бы передарил или продал, никто же
не знал, что оно не поддельное. Ведь Соня семье сказала, что оно фальшивое. Вот
и все дела.
— Ты думаешь, это Влад все устроил? — спросил Сергей, и лицо
у него стало брезгливым. — Просто чтобы надуть Соню?
— Я не знаю, кто это сделал, но, конечно, затем, чтобы
надуть Соню.
— Гадость какая, — сморщился Сергей, — ужасная гадость.
Неужели Влад?
— Я не знаю, — повторил Кирилл, — ты закрутил бы кран,
смотри, какой потоп.
Сергей посмотрел на воду у себя под ногами и не двинулся с
места.
— Что теперь нам делать?
— В смысле? — удивился Кирилл.
— Ну, как нам выяснять, кто именно наплел Соне небылиц?
— Я не знаю. Думаю, что никак.
— Это нельзя так оставить, — заявил Сергей нетерпеливо, — а
если бы ты не поехал выяснять, Сонино наследство пропало бы?! Совсем?!
— Пропало бы, — подтвердил Кирилл. — Кстати, про брата я
просто так сказал. Ему не так уж и нужно убеждать ее в том, что оно фальшивое.
Он бы все равно денежки у нее очень легко выманил. Она его обожает. Больше, чем
всех остальных. Она бы их ему и так отдала.
— Тогда кто? Мама? Дядя Дима? Настена?
— Я не знаю, — повторил Кирилл с раздражением, — если
хочешь, можешь выяснять сам. Только Соня просила, чтобы мы ничего не говорили
тете Александре. Не ранили ее нежную душу. Ну, мы обещали не ранить.
— Кто ты такой, Кирилл? — вдруг спросил Сергей. — Мент?
— У меня бизнес, — ответил Кирилл, — я продаю строительные
материалы. Делаю щетки и кисти. У меня два завода. В Китае и в Пензенской
области. Я не мент.
— Тогда откуда ты все знаешь?
Кирилла это позабавило:.
— Ничего такого я не знаю. Просто я внимательно смотрю и
слушаю. Ювелир не стал бы звонить после восьми часов вечера, да еще за город.
Он позвонил бы в двенадцать дня в ее питерскую квартиру.
— Элементарно, Ватсон, — пробормотал Сергей, и Кирилл
улыбнулся. — Ты прикрутишь шланг?
— Прикручу. И есть очень хочется. Заехать в ресторан мы не
могли. Нас, видите ли, ждали к ужину мама с папой.
— А что, твои родители никогда не ждут тебя к ужину?
— Нет, — сказал Кирилл, — не ждут. Примерно с тех пор, как
мне исполнилось восемнадцать лет, я ужинаю один.
Вдвоем они кое-как прикрутили шланг и получили от Нины
Павловны нагоняй за то, что развели на дорожке грязь и «теперь все потащат ее в
дом, а убирать у нее нет никаких сил».
Дмитрий Павлович руководил приготовлением кур, вернее, не
столько приготовлением, сколько грилем, в котором куры должны были жариться, и
в пылу сражения позабыл на огне пустой чайник. Все долго принюхивались к
странной металлической вони и сообщали друг другу, что «раньше так никогда не
пахло». Дмитрий Павлович заглядывал в плиту, сердился и доказывал, что,
наоборот, так пахло всегда, просто на этот раз аромат более насыщенный.
В конце концов Юлия Витальевна обнаружила на плите источник
более насыщенного аромата, но спасти его было уже нельзя, он прогорел до дыр.
Тетя Александра заголосила про астму, удушье и про то, что все желают ее
смерти. Настя стала снимать с конфорки раскаленную решетку и сильно обожгла
палец. Муся попрощалась и уехала. Света качалась в гамаке и время от времени
говорила оттуда, что все ей надоели. Кирилл утащил из буфета огромный ломоть
черного хлеба, а из кошелки на террасе два пупырчатых огурца и ел их на лавочке
за жасмином. Нина Павловна нашла его и приказала ставить самовар, а Юлия
Витальевна, услышавшая разговор, сказала, что ставить самовар еще рано, а нужно
всем сесть и наконец поесть. Кирилл, прожевав огурец с хлебом, ответил, что
поесть он давно мечтает, и обе дамы заспорили, из-за чего же ужин так
задержался.
Когда наконец уселись на террасе и наступили тишина,
благолепие и сытость, Кириллу показалось, что он ждал этого момента всю свою
жизнь.
Задержавшийся ужин был вкусным, и никто не ссорился, а все
мирно разговаривали, и даже Света не говорила гадостей Соне, а Владик не пихал
в бок свою мамашу. Чай пили до двенадцатого часа и потом еще долго сидели
просто так, слушая близкий Финский залив и стрекотание полуночных цикад в
траве. Потом Сергей ушел проверить, закрыты ли поливальные краны, а Кирилл
мирно курил на крылечке, где его заметила Нина Павловна и сказала, что у них
принято равноправие, и если женщины должны после еды еще разобрать и вымыть
посуду, то мужчины вполне могут им помочь, а не мечтать, глядя в звездное небо.
Кирилл согласился с тем, что это справедливо, и Нина Павловна вручила ему
самовар, который следовало ополоснуть и поставить на садовое крылечко.
