— В каком смысле?
— В смысле деда. Она считала, что у нее забрали самого
дорогого человека — мужа. Ты знаешь, по-моему, она его очень любила. Он умер,
когда ей было двадцать девять лет. Как мне. Замуж она больше никогда не
выходила, и романов у нее никаких не было. Она говорила, что эта часть жизни
перестала ее интересовать, когда не стало деда.
— Он был намного старше?
— Не очень. Лет на десять.
— А Яков?
— Что Яков?
— Ты что-нибудь знаешь про его семью, про его дочь… как ее?
Галя? И почему его книги оказались в шкафу твоей бабушки?
— Какие книги, Кирилл?
— Арабские. Арабские книги, которые бабушка завещала Сергею,
когда-то принадлежали Якову. Почему он оставил их в доме твоей бабушки, а не в
своем? Может, он ее любил? Безответно?
— Я не знаю. — Настя покрутила ложкой в варенье и решительно
выключила газ. — Она никогда не рассказывала ничего подобного. А почему ты стал
про все это спрашивать?
— Я хочу понять, что произошло, — объяснил Кирилл терпеливо.
Он ополоснул под краном чашку и поставил ее на полку. — Я пока не понимаю. Я не
понимаю, на что она жила и где теперь эти деньги. Она не оставила денег никому
из родственников, потому что она не собиралась умирать и они были нужны ей
самой. Что это за деньги? Где они? Сколько их?
Настя смотрела на него растерянно.
— Господи боже мой, — выговорила она наконец, — ты бы лучше
узнал, кто стукнул тебя по голове. Это явно была не бабушка. И не Яков.
— Я узнаю, — пообещал Кирилл. — У тебя есть срочные дела?
Если нет, подключись к Интернету, а я приду минут через двадцать.
— Я не поняла, — сказал Настя язвительно, — ты мной
распоряжаешься?
— Распоряжаюсь, — согласился Кирилл, — я распоряжаюсь, а ты
меня слушаешься. Кстати, ты Сергея не забыла предупредить, что это он со мной
вчера напился?
— Нет, — буркнула Настя, — не забыла.
— Молодец. А про то, что меня по голове стукнули, никому не
говорила?
— Не говорила. Я же не совсем ненормальная.
Он поцеловал ее долгим поцелуем, который моментально
напомнил им обоим, что ночь они провели совершенно бездарно, а до следующей
далеко, и он ушел.
Настя накрыла варенье чистой салфеткой, чтобы не забрались
мухи, и улыбнулась человеку, попавшемуся ей на пороге кухни.
Человек проводил ее глазами.
Удалось услышать только часть разговора, и эта часть
показалась ему тревожной.
Почему они говорили о старухиных деньгах? Любимой внучке
мало оставленного дома, и она намеревается еще подобраться к деньгам? Если так,
ей придется столкнуться с серьезным противником. Она даже не подозревает,
насколько серьезный противник стоит у нее на пути.
Ее нужно опередить. Сегодня же.
Если все выяснится, от нее можно будет избавиться быстро и
легко.
Как только ее кавалер куда-нибудь исчезнет, она поедет в
город и больше не вернется.
И никто — никто! — не сможет тогда помешать.
* * *
— Вам что-то нужно? — сухо спросила Нина Павловна из кустов.
— Вся смородина мокрая. Кому нужна такая прорва смородины? Когда была Зося
Вацлавна, она ее сушила и отправляла каким-то родственникам. А мы что станем с
ней делать?
— А куда делась Зося Вацлавна? — спросил Кирилл. Крупные
черные грозди, больше похожие на виноград, чем на смородину, были влажными и
теплыми. Кирилл сорвал веточку и объел с нее ягоды.
У его бабушки смородина была мелкой и твердой, как сухой
горох. У братьев и сестер не хватало терпения дожидаться, когда она созреет, и
они, как козы, обгладывали бедные ветки, пока они были еще зелеными, а потом
мучились животами.
Зато они были детьми, свободными от мещанских ценностей.
Интересно, сестра Зинаида своего ребенка тоже станет держать
голого на коричневой клеенке и обливать холодной водой «для закаливания» или ей
хватит ума купить ему фланелевый комбинезон, уютного зайца и памперсы?
— Зося Вацлавна? — переспросила Нина Павловна с удивлением.
— Мама с ней рассталась. А почему она вас интересует?
— Просто так, — сказал Кирилл. Он набрал полную горсть
смородины и высыпал ее в круглую корзину, стоявшую тут же. И стал набирать
следующую.
Нина Павловна внимательно смотрела на него.
— Ваш сын стал учить арабский язык, потому что так хотела
бабушка?
— Она давала ему какие-то книжки, когда он был еще
маленький. Красивые книжки с картинками. Они ему нравились, и он, когда вырос,
стал учить язык.
— Она хотела, чтобы он учил именно арабский язык?
— Да ничего она не хотела! Просто ей нравились красивые,
необыкновенные профессии. У вас много знакомых, которые говорят по-арабски?
— Нет.
— Ну вот. Ей казалось, что это очень шикарно — говорить
по-арабски. И она Сережку приохотила.
— А как вообще эти книги попали в ваш дом? Сергей сказал,
что они принадлежали Якову и он боялся, что они пропадут.
— Наверное, так оно и было.
— А почему он не оставил их собственной семье? У него же
была семья? Я даже фотографии видел, Настя мне показывала.
— Не знаю, — сказала Нина Павловна задумчиво, — у него была
совсем другая семья. Не такая, как у мамы с папой. У мамы все родственники
военные врачи, профессора, в Германии учились, дети на трех языках говорили. А
Яков свою жену привез из командировки, то ли из Мордовии, то ли из Вятки. Очень
простая женщина. Я даже не знаю, добрая она была или нет. Обыкновенная женщина.
— А почему он на ней женился, раз уж она была такая
обыкновенная и простая?
— Откуда же я знаю? — как будто даже обиделась Нина
Павловна. — Я тогда еще не родилась. А мама об этом никогда не рассказывала.
Она к жене Якова относилась покровительственно и немного свысока. Помогала ей, когда
папу и Якова арестовали.
— Нина Павловна, а на что вы жили, когда арестовали отца? И
потом, когда он умер?
Нина Павловна вылезла из смородины и вытерла черные руки о
шорты.
— Почему я должна отвечать на все эти вопросы? — сама у себя
спросила она, но все же ответила:
