— Нет никаких сердец и роз, — сказал он, — хватит.
— Настя!!!
— Пошли, — вдруг велела она совершенно обычным голосом, — а
то хуже будет.
И вылезла из сирени.
Ему понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Он
закурил, десять секунд помусолил сигарету и выбросил. Посмотрел вокруг. Солнце
светило, и над головой было небо, как справедливо заметил он знатоку восточных
языков. Кроме того, под ногами еще была трава.
Почему он должен мучиться, а она вылезла из сирени как ни в
чем не бывало? Вот вопрос.
Кирилл засмеялся, потянулся и посмотрел на соседний дом,
едва видный за старыми деревьями. И все вспомнил.
Он должен быстро сделать то, что собирался. Из-за Насти все
вылетело у него из головы.
Проломившись, как кабан, он вылез с другой стороны сиреневых
зарослей и вошел в дом, поднявшись по садовому крылечку. Вся семья шумела на
террасе, и на кухне кто-то возился, очевидно, Муся.
Кирилл быстро прошел по сумрачному коридору и, оглянувшись,
открыл дверь в Сонину комнату. Осторожно прикрыл ее за собой и прислушался.
Ничего.
Как он и предполагал, вещей у Сони оказалось так мало, что
просмотреть их ничего не стоило. Ни косметики, ни маникюрного набора, ни зеркальца.
Два нелепых платья из ткани, раскрашенной немыслимыми узорами. Такие продавали
в универмагах в середине семидесятых годов. Не иначе любящая мамочка подарила
свои. Водолазочка на случай холодов тошнотворного кисельного цвета. Пижама или
спортивный костюм с вытянутой мышиной мордой на животе — то, что он искал.
Мышиную морду он оставил на месте, а штаны со вздутыми
пузырями коленей поднес к свету.
Штаны были в собачьей шерсти. Не зря она так старательно
отряхивала их за завтраком.
Значит, собака все-таки есть.
Где-то поблизости есть собака, которую никто не видел.
Кирилл аккуратно вернул вещи на место, выбрался в коридор и
нос к носу столкнулся с Настей, которая несла поднос и, увидев его, чуть не
упала.
Он перехватил поднос и быстро зажал ей рот рукой.
— Ты что? — спросила она с возмущением, оторвав его руку. —
Ты теперь решил обокрасть Соню? Он приложил палец к губам.
— Отвези меня в Питер, — быстро сказал он, — давай придумаем
предлог, и ты меня отвезешь. Какой сегодня день? Понедельник?
— Понедельник, — согласилась она, тараща глаза.
— Отвезешь?
— Насовсем? — спросила она и забрала у него поднос.
— Ты ненормальная. — Он все-таки поцеловал ее. — Часа на
два. Нет, на три.
— Настя, — с возмущением заявила Нина Павловна, появляясь в
коридоре, — это просто неприлично!
* * *
В холле «Рэдиссона» было прохладно, и Кирилл с удовольствием
подышал, выгоняя из легких раскаленный уличный жар.
Ну и лето. Такое лето в Питере случается, наверное, раз в
пятьдесят лет.
— Зачем ты меня сюда приволок? — пробормотала Настя
неуверенно. — Что мы тут станем делать?
— Заниматься любовью без компании твоих родственников, —
ответил он и, дождавшись, когда она стыдливо покраснеет, подтолкнул к дивану, —
посиди пока у фонтанчика, а я поговорю.
— Не хочу я сидеть у фонтанчика.
— Тогда постой. Там, кстати, плавают живые рыбки. Дети в
восторге.
— Я тебя убью, — прошептала она. — Ты бы меня предупредил, я
бы хоть переоделась.
— Во всех ты, матушка, нарядах хороша, — провозгласил он.
Впервые в жизни ему было наплевать на то, что подумают о нем
окружающие, и это странное чувство свободы было таким полным, что он готов был
сам залезть в фонтан к живым рыбкам.
Влюбился ты, что ли?
Да нет. Не может быть.
— Здравствуйте, — улыбнулся ему знакомый портье, доставая
ключ, — рад вас снова видеть, Кирилл Андреевич. В воскресенье утром пришел
факс. Вы уже уехали.
Кирилл быстро посмотрел — факс был с работы и ничего не
значил. Он смял его и бросил в корзину.
— Я заберу машину. — Ему казалось, что с тех пор, как он
уехал из отеля, прошло много лет, а не один день. — И мне нужно в бизнес-центр.
— На второй этаж, пожалуйста. Сегодня привезли ваши билеты.
Кирилл открыл длинный белый конверт. Билетов было два, и он
быстро сунул их в рюкзак.
Настя за его спиной улыбалась деревянной улыбкой и старалась
дышать как можно тише. Она тоже увидела эти два билета, и на миг ей стало
нехорошо.
Выходит, он сразу все знал. Он знал, что она полетит с ним в
Дублин, еще до того, как она согласилась. Впрочем, она еще и не соглашалась, а
билетов уже было два.
Не мог же он всерьез приглашать ее в Дублин?!
Но билетов-то два…
— Пошли, — он подхватил рюкзак и ее — тем же движением, что
и рюкзак, — сначала зайдем в бизнес-центр. Или тебе нужно в номер?
— Не нужно, — пробормотала она, и он посмотрел на нее,
услышав странное в ее голосе.
С ним кто-то поздоровался, и он поздоровался в ответ,
сверкнув непривычной официальной улыбкой. Он был очень на месте среди всех
ковров, зеркал и тихой музыки и казался частью этого мира, знакомого ей только
по фильмам. И льняная рубаха — которая там по счету? — и светлые джинсы
оказались вдруг очень стильными, и рюкзак приобрел значительность, и волосы
были подстрижены именно так, как надо, и все это Настю пугало.
В своем летнем костюмчике из средненького магазина она
чувствовала себя замарашкой. Да еще хвост заколола вверх, потому что было жарко
шее.
Он ничего не замечал.
В лифте, похожем на салон президентского «Боинга», который
Настя однажды видела на выставке, он быстро укусил ее сзади за шею и спросил
деловито:
— Когда приключилась вся эта катавасия с Сониным
поклонником?
— Что?!
Лифт тренькнул, разошлись золотые двери, он шагнул и выволок
ее следом.
— Когда выяснилось, что за ней ухаживал уголовник?
— Кирилл…
Он вздохнул.
— Мне нужно выяснить некоторые подробности, — сказал он
терпеливо, как на летучке, — для этого я хочу знать, когда все случилось. Потом
мы пойдем в номер, ляжем на диван, и я отвечу на все твои вопросы. Давай
вспоминай.
