Он не знал, что должен испытывать человек, находящийся в
положении жертвы, и поэтому испытывал… стыд.
— Я заварил тебе кофе, — сказал дед из-за двери. Он всегда
был чудовищно деликатным и никогда не нарушал суверенитет внука. — Может,
выйдешь и попьем? Или тебе в кабинет подать?
— Выйду, — пообещал Егор. — И если ты уже совсем очухался,
насыпь немного корма в мою мисочку на полу. Что-то я жрать хочу, как людоед в
пустыне.
Шаги, торопливо удалившиеся в сторону кухни,
свидетельствовали о том, что дед наконец занялся делом, которое хоть немного
отвлечет его от Егоровых проблем.
Наверное, на эту неделю нужно куда-нибудь съехать. Или дед
сойдет с ума от беспокойства. Только вот куда?
И телефона не слышно. Если он хоть что-то понимает в жизни,
ему сейчас должны звонить все кому не лень. Почему никто не звонит?
Егор перегнулся через спинку дивана и поднял трубку. Так и
есть. Внутри трубки царила молчаливая каменная пустота.
— Дед! — крикнул Егор, открывая дверь. — Я, конечно, ценю
твою деликатность, но ты бы хоть предупредил, что телефон не работает!
Он послушал, но не услышал ничего, кроме стука посуды на
кухне.
— Дед, — повторил Егор уже на пороге, — ты зачем телефон
отключил?
Но тот знал, когда нужно прикинуться глухим, чтобы не
вдаваться в объяснения.
— Садись, Егор. У нас сегодня запеченная рыба и какие-то
сложные овощи. Ты руки мыл?
Егор усмехнулся и полез под стол проверить телефонную
розетку.
— Ты где отключил-то? — пыхтя, спросил он из-под стола. — У
себя? Или здесь?
Телефоны были выключены по всему дому.
— Ну ты даешь! — восхитился Егор, воткнув последний штекер.
— И не лень тебе было! Меня бы точно после такого лазания на карачках хватил
сердечный приступ.
— Сейчас все остынет, — сообщил дед холодильнику. — Будет
невкусно.
Зазвонил телефон.
Они оба вздрогнули, посмотрели на телефон, а потом друг на
друга. Глаза у деда были несчастные.
— Да!!! — рявкнул Егор, ненавидя себя за эти несчастные
старческие глаза. — Слушаю, вашу мать!!!
В трубке молчали довольно долго, но Егор почему-то ее не
бросал.
— Простите, — пролепетал наконец совершенно незнакомый
тонкий голос, — я могу поговорить с Егором Степановичем?
— Если вы из газеты, то идите на… — предложил Егор. — Ну
что? Отправились?
— Нет, нет! — заторопился голос. Он был такой странный, что
Егор неизвестно почему вдруг насторожился. — Я не из газеты. Меня зовут Лиза.
Я… я…
— Вы? — переспросил Егор. — Вы — что?
На слух он даже не мог определить, сколько лет этой Лизе.
Восемь? Одиннадцать?
— Я… — лепетала она в трубке, — я…
— Вы убили человека? — переспросил Егор, почему-то наотрез
отказываясь верить интуиции, которая не подсказывала, а прямо-таки вопила, что
этот звонок неспроста. — Вы хотите признаться? Звоните в милицию, Лиза!
За спиной у него что-то с грохотом упало. Очевидно, дед
опять разволновался.
— Нет, — убитым голосом сказали в трубке. — Я… никого не
убивала, но речь идет как раз… как раз об… Егор Степанович, они его убьют! Я
знаю, теперь я все поняла, они его точно убьют, Егор Степанович!!! — Она почти
рыдала, и Егор испугался, что у нее начнется истерика и он ничего не поймет.
— Возьмите себя в руки, — приказал он и, коротко
оглянувшись, ушел с телефоном в ванную. И запер за собой дверь, придерживая
трубку ухом. — Прекратите рыдать и скажите толком, в чем дело. Кто кого убьет и
почему вы мне звоните?
— Мне некому больше позвонить. — Она тяжело дышала, но в
истерике пока не билась, как и та, давешняя, которую он душил. — Они убьют
Димку. Вашего брата. Спасите его, Егор Степанович!!!
— Так, — сказал Егор и сел мимо золоченого туалетного
креслица прямо на пол. И прижался виском к холодному боку ванны. — Быстро и
коротко. Что с Димкой?
— Это еще в интернате началось. Он, конечно, мне ничего не
говорил, но я так думаю… — Теперь она торопилась, как будто захлебывалась. — У
них там директор есть, Всеволод Витальевич, очень знаменитый, его сто раз по
телевизору показывали, у него новые методы всякие и…
— Мне начхать на Всеволода Витальевича и его методы, —
перебил Егор.
— Нет… вы не поняли. Все из-за него… из-за директора… Он,
понимаете… он совсем не тот, за кого себя выдает… Он… это только видимость,
понимаете… Егор отнял трубку от уха и посидел секунду, оценивая ситуацию. Потом
снова стал слушать.
— …еще тогда… А Димка…
— Простите, — перебил Егор. — Не волнуйтесь. Вы что, учились
с Димкой в этом интернате?
Почему-то девушка в трубке пришла в полное замешательство,
как будто он спросил какую-то несусветную глупость.
— Я? — переспросила она. — Нет, что вы! Но мы давно дружим,
вот уже два года… Я Лиза, — вдруг сказала она таким тоном, как будто это все
объясняло. — Димка никогда вам про меня не рассказывал?
— Рассказывал, — зачем-то соврал Егор. — Рассказывал,
конечно, но я забыл, наверное. У меня работы очень много…
— Ну да, — произнесла девушка не слишком уверенно. — Я знаю.
Димка мне говорил. Егор Степанович, они его убьют! Я боюсь в милицию звонить, а
у вас телефон не отвечает…
— Лиза, — попросил Егор, — вы мне расскажите толком, в чем
там дело, и мы посмотрим. Может, мне к вам приехать?
— Нет, — торопливо сказала она. — Это очень долго. Вы ведь
где-то в центре, да? А я в Жулебино… Егор Степанович, там беда. Этот Всеволод,
преподаватель-новатор, заставлял ребят наркотики продавать и красть машины. Ну,
знаете, малолетки, по закону их судить нельзя…
— Законы я знаю, — перебил Егор. Почему-то только сейчас он
осознал реальность происходящего.
— …но только тех, у которых родителей нет, потому что их
точно никогда и никто не хватился бы. Димка ни при чем. У Димки же мать… А
девчонки каких-то нужных людей обслуживали, ну… в смысле, в постели… которые на
этот интернат деньги давали. Милиция у него вся купленная, как Димка говорил.
Несговорчивых били, а иногда они пропадали и никто их потом найти не мог. Но
тех, которые сироты, от тех, у которых есть родители, отдельно держали. Из
конспирации, наверное. А Димка все знал. Он с самого начала все знал, Егор
Степанович. Он даже хотел в милицию пойти, но боялся. Говорят, Всеволод в своем
подвале пыточные орудия установил и провинившихся там по три месяца держали.
