По-моему, я всё-таки немного взбрехнул. Слово номер десять (простите), я случайно. Мне, конечно, с людьми повезло. Светлана Сергеевна, словно угадав мои мысли, приволокла из зоомагазина шампунь «Нежный» с экстрактом лимона и розы. Скажу вам, запах очень даже неплохой. Между прочим, я сам иногда ем лимоны. Организм требует. Гадость, конечно, ещё та, но иногда вот почему-то хочется кисленького. С вами, наверняка, тоже такое случается.
В общем, если бы не спрей, я не испытал бы никакого дискомфорта. Но, как говорится, не всё псу масленица. Только не надо меня поправлять, я знаю, как вы произносите эту поговорку. Но не забывайте, у нас поговорки, хотя и похожи на ваши, всё же звучат несколько иначе. Иными словами, отоспался я, отъелся, отмылся и думаю: если на меня свалились такие блага, то каково же было настоящим царям. Вот жили люди! Хотелось бы мне знать, как нежился мой тёзка, тибетский царь Трисон Дэцэн.
Гулять мы вышли только на третий день. За это время мама приобрела для меня новую амуницию и даже светящийся поводок. Кстати, говорят, что светящиеся трости и поводки придумала девочка, которая однажды в темноте на велосипеде врезалась в слепого старика. Ей так было стыдно, что она после этого происшествия изобрела святящиеся в темноте вещи для слепых. Теперь слепой человек виден издалека даже в кромешной тьме. Не было бы счастья, да несчастье помогло.
Прошли мы с Санькой знакомым маршрутом, спустились по ступенькам в парк, походили вдоль небольшого пруда, затем присели на лавочку. Сашка несколько минут сидел молча, затем вдруг спрашивает:
— Триш, ты видел когда-нибудь радугу?
— Ав! — отвечаю. Чего я только за пять лет своей собачьей жизни не видел.
— Она тебе понравилась?
— Ав! — соврал я, чтобы не обидеть Сашку. Ну что там может понравиться? Радуга, да и радуга. Вещь совершенно бесполезная. Вообще не понимаю, для чего она нужна? Какая от неё польза?
— А я однажды видел очень большую радугу, — продолжает Сашка, — словно громадный мост. Красивая — глаз не мог оторвать. А когда она исчезла, я даже расстроился. Я очень люблю… люблю… то есть любил смотреть на радугу…
Вот тебе раз. Сашка заплакал. Смотрю, из-под очков слёзы закапали. Ну что же ты, парень? Да чёрт с ней с этой радугой. Нашёл из-за чего плакать. Я подсел ближе к Саньке и слизнул слёзку. Он сразу заулыбался, говорит:
— Извини, Триша. Я больше не буду. Не знаю, всё вспоминаю спокойно, а вот как только радугу вспомню, хочется плакать. Понимаешь?
— Ав! — отвечаю. Я и впрямь, по-моему, начал понимать. Видимо, с радугой у него связаны самые тёплые воспоминания из зрячей жизни.
— Триш, — продолжает Сашка, — давай договоримся: если ты увидишь на небе радугу, авкни мне три раза. Хорошо?
— Ав! — заверил я Саньку.
— Только смотри, не забудь. Договорились?
— Ав! — отвечаю. Когда я что-либо забывал?
В то время как я успокаивал Сашку, к нам подошла группа подростков, лет по семнадцати. Человек пять парней и одна девчонка. Все как-то странно одеты (не поймёшь в чём): какие-то необычные майки с чудовищами на груди, у одного парня прямо на шее татуировка, второй, как собака, с ошейником. Мне эта компания сразу не понравилась. Вгляделся, лица у них недобрые. Первой заговорила девчонка (чтоб у неё язык отсох).
— Приколитесь, пацаны, — фальшиво рассмеялась она, — этот придурок с собакой базарит.
Я на всякий случай тихонечко авкнул, чтобы к нам не приближались. Группа остановилась, но девчонка сделала ещё шаг и говорит мне:
— А ты чё, шавка, тут растявкалась?
Бедное дитя, зачем же ты так? Что я тебе плохого сделал? Я даже не гавкнул-то по-настоящему, так просто предупредил, чтобы держались от нас подальше. А ты оскорбляешь меня, шавкой называешь.
— Ветта, — окликнул диву один из подростков, — ты чё не видишь, это же слепой пацан.
— А откуда я знаю, — снова захихикала девчонка, — может он косит под слепого.
Блин, да что же ты несёшь, дурочка? Ну, иди своей дорогой, прошу тебя. Даже Пузики-Тузики и то себя вежливее ведут, хотя они глупые собаки.
Дива приблизилась ко мне ещё на шаг, видимо, показывая перед пацанами свою смелость.
— Эй, пацан, — это она уже Шурику, — ты в натуре слепой или косишь?
Сашка молчит. А что можно этой дуре ответить?
— Слышь, пацан, — заговорил второй подросток, — ты, может вдобавок ещё и глухонемой?
— Нет, — отвечает мой Санька, — я хорошо вас слышу.
— Так отвечай, когда тебе вопросы задают? — сплюнула рядом со мной девчонка и, вынув из кармана пачку сигарет, закурила.
— Так слепой или нет? — спрашивает третий подросток.
— Да, я слепой, — отвечает Сашка.
— Полностью? — спрашивает девчонка и пускает дым прямо Саньке в лицо. Тот даже поморщился.
— Да, — отвечает мой подопечный.
Вы должны меня понять. Я не сдержался и зарычал. Девушка отступила.
— Вет, пошли, ну его в задницу, нужен он тебе этот слепошарый, — кто-то попытался образумить девчонку.
— Погоди, — капризно ответила Ветта, — я хочу убедиться, что он не косит.
— А зачем тебе это нужно? — спрашивает подросток.
— Да их столько развелось этих инвалидов, и все бабок хотят, дурят людей…
Я гавкнул, как следует — уже по-своему, по-лабрадорски, по-мужски. Мол, не отойдёшь, хватану за коленку. Ещё своими вонючими сигаретами на нас дым пускает.
— Сидеть! — крикнула она мне, думая, наверное, что нас учат выполнять команды любого придурка. — Фу!
Эх, думаю, фукнул бы я тебя сейчас, да не хочется шум поднимать. Снова говорю ей:
— Гав!
Смотрю, всё-таки испугалась, хотя из кожи вон лезет, виду не хочет подавать.
— Эй ты, инвалид липовый, — говорит она Саньке, — а почему у тебя псина без намордника? Ты знаешь, что без намордника нельзя собак выгуливать?
Девочка-девочка, с каким удовольствием я бы натянул тебе на крашеную морду намордник.
— С чего вы взяли, что я липовый инвалид? — На удивление, спокойно и с чувством достоинства отвечает Сашка.
— Сними очки, покажи, — потребовала девчонка.
Сашка снял тёмные очки, один из подростков, увидев шрамы на лице парня, ахнул и, схватив диву за руку, взволнованно произнёс:
— Ветта, пошли, хватит.
Но настырная девчонка отмахнулась от него и спросила у Саши:
— А ты раньше видел?
— Да, — кивнул он.
— А что с тобой случилось? — продолжает расспрашивать Ветта.
Я решил пока не вмешиваться.
— В аварию попал, — тяжело вздохнул Шурик. — Папа погиб, а я вот… ослеп.
