Маша отложила газету и обвела глазами собравшихся. У них был
вид колхозников, слушающих возле радиоточки дневник восемнадцатого съезда КПСС.
— И вот вчера, — повторила она с удивлением. — Вчера! Да.
Кто-то тут был из… них.
— Это ты все шныряла и вынюхивала! — неубедительно
вскрикнула Лида, ясно было, что вскрикивает она просто так, по инерции. — Я еще
вчера тебя хотела вышвырнуть!… Слава, убери ее отсюда, убери — или я за себя не
отвечаю!
— Не отвечаете, лучше пойдите умойтесь, — вдруг резко сказал
Родионов, — освежитесь! Или не визжите!
Лида Поклонная посмотрела на великого писателя с совершенно
трезвым удивлением, немного подумала и кричать больше не стала.
Зато глаза у нее, будто по команде режиссера, налились
слезами. Слезы были чистые и крупные, бриллиантовые, как на заказ. По щекам они
тоже покатились очень по-киношному, вот у Маши они никогда так не катились,
размазывались и висли на подбородке. Приходилось вытирать их ладонями или
рукавом, если платка не находилось в кармане.
— Славочка, — залопотала Лида, истекая бриллиантовыми
слезами, — ну, скажи мне, что это не ты! Что ты не знала!… Что ты ни при чем!…
— Шо ты, шо ты, дивчинка моя, — затараторила перепуганная
Мирослава, — как же ж я, разве ж я могу!… Та если б я знала, я того предателя
своими бы руками задушила, бо он посмел на тебя напраслину возводить!
Маша посоображала немного.
— Лида, — спросила она, — а это что? Неправда? Вы не
разводитесь?
— Матвей, скажи, чтоб она заткнулась!
— Уважаемая Маша, — задушевно начал Рессель, — вы же видите,
что Лидочка расстроена! Если уж вам так любопытно, могу я ответить.
Он вздохнул протяжно, и выпрямил спину, и выложил руки на
стол, словно на пресс-конференции. На пальце блеснуло кольцо с диковинным
овальным черным камнем.
Весник посмотрел на него, закрылся ладонью и захохотал
беззвучно. Он давно примеривался, как бы ему захохотать, и вот наконец выбрал
момент.
— Что касается развода, разумеется, это ложь. Чистой воды
ложь и выдумки журналистов. Больше всего в этой статье нас огорчило то, что…
Тут он вдруг остановился и посмотрел беспомощно. Не успел
придумать, что именно их огорчило в этой статье больше всего. По крайней мере,
вид у него был именно такой.
— Но если это ложь, — сказала Маша осторожно, — то из-за
чего такая… паника? Напечатайте опровержение, да и дело с концом!
Тут Мирославин «чоловик» Казимеж вдруг громко икнул, и все
посмотрели на него. «Чоловик» вздернул голову на куриной шейке, посмотрел
гоголем и сказал: «Пардон!», после чего сник и уставился в стакан. Мирослава
вздохнула.
— Вы не понимаете, — морщась, продолжал Рессель, —
напечатать опровержение очень легко, но что будет с репутацией?!
— Чьей? — не понял Весник. Он уже не хохотал и слушал очень
внимательно. — При чем здесь репутация, дорогой продюсер?! Мы же не вчера
родились! Чего только газеты не пишут! Подавайте в суд за оскорбление чести и
достоинства, еще деньжат с них срубите! Что это за газета?
На вопрос о газете Рессель почему-то не ответил.
— Лидочка, — сказал он и простер руку в сторону удрученной
звезды сериала «Мальчики по вызову», — не выносит, когда на свет вытаскивают ее
грязное белье. У нас договоренность, что все, абсолютно все публикации
согласовываются с нами, и когда этого не происходит…
— У нас тоже договоренности, — перебил его Весник, — у нас
тоже все публикации согласовываются. Вот недавно про Донцову написали, что у
нее квартира на Елисейских Полях, а трое ее детей живут на Ибице. И при этом
пишет за нее бригада, которая, в свою очередь, живет в подвале ее дома на Истре
на положении вьетнамских рабочих! Вот вам и все договоренности!
— Я и не знала, — пробормотала Маша Вепренцева. — Про
Донцову-то… Огорчилась она?
— Да ладно! Она боец, каких поискать. Машунь, да таких
статей по три в неделю выходит, это все и так знают! — Весник оседлал любимого
конька и моментально приобрел вид начальника, восседающего в своем кабинете, —
не хватало только ноги задрать на стол, в кресле откинуться и начать распекать
всех по громкой связи. — Па-адумаешь, развод! Там ведь не написано, что Лидия
Поклонная совращала малолетних мальчиков у себя на даче, аки Майкл Джексон. Не
написано, Машунь?
— Нет, — сказала Маша. — Ничего такого не написано.
— Ну вот, ну вот. Так что, Лидочка, валяйте опровержение, и
дело с концом!
— Да вы не понимаете ничего, козлы, блин, уроды, вашу мать!
Донцова у них на Елисейских Полях живет! Да пусть она хоть где живет, а я хочу
найти ту суку, которая журналюгам стукнула, что мы разводимся! Матвей, найди
мне ее!
Лида сжала и разжала кулаки, и глаза у нее вдруг
округлились.
— Господи, — сказала она и посмотрела остановившимся
взглядом, — Господи, что будет, когда узнает он?! Что будет?! Он же еще ничего
не видел! Боже, боже, Матвей! Что же делать, что мне делать?! Что теперь со
мной будет?
Все это было так странно, так театрально, что Маша
Вепренцева совсем перестала что-либо понимать.
«Но позвольте, — вдруг сказал кто-то у нее в голове, —
нет-нет, позвольте!… Вчера, еще до всех событий, я заблудилась на этом участке,
как в лесу, и Лида Поклонная рыдала в кустах, из которых потом вылез Стас
Головко! Вылез и пошел по дорожке, насвистывая, а я в это время пряталась за
сосной и переживала, что все время из-за нее вылезает то бюст, то зад!»
— Лида, — спросила она осторожно, — а вчера… днем вы
разговаривали с кем-то, я слышала. Вы говорили, что все не так, а ваш
собеседник говорил, что у вас есть еще один день, а после этого он все возьмет
на себя. О чем шла речь, Лида?
На протяжении этой короткой речи лицо у Лиды менялось, черты
его словно застывали, и когда Маша во второй раз назвала ее по имени, она вдруг
сорвалась с места, опрокинув стул, который сильно и гулко грохнул о паркет, как
выстрелил.
— А-а!!! — завопила Лида. — А-а-а, с-сука!!! Это ты, ты, это
все ты!!!…
И она вцепилась Маше в волосы.
Маша, которую отродясь никто за волосы не драл, так
оторопела, что даже защищаться не могла. Лида драла ее за волосы, а она только
хватала ее за запястья и пыталась если не притушить, то хотя бы отвести от себя
ее гнев.
Притушил и отвел его Родионов, причем очень быстро.
Он очень ловко скрутил разъяренную львицу, подвесил ее на
палку вверх ногами и понес к костру.
Ох, нет, нет, не понес, а просто толкнул на диван, а там и
продюсер подоспел.
