Пройдя вброд примерно метров десять, он свалил мальчишек в
воду, нырнул и вынырнул у самого бортика, под ногами у поэтессы
Цуганг-Степченко.
Подтянувшись на руках, он выбрался на бортик, сел и свесил
ноги.
— Тим, полотенце дать?
— Не давать. И так высохну.
В кармане у Маши Вепренцевой вновь грянул марш.
День такой сегодня. Сплошные марши.
— Тимофей… Ильич… — пролепетала поэтесса, — это вы!
Олигарх на нее даже не посмотрел.
— Вы! — повторила поэтесса и даже глаза на секунду прикрыла
от изнеможения чувств.
— А не похож разве? — буркнул Тимофей Кольцов. — Мишка,
заплывай справа, справа заплывай! Смотри, он тебя обходит! А ты… — тут он
повернулся к жене, как будто, кроме них, на лужайке больше никого не было, — а
как второго мальчика зовут?
— Сильвестр.
— Сильвестр, а ты не поддавайся ему, смотри, оборону держи!
— Я держу!
— Пап, мы молодцы?
— Салаги вы, а не молодцы!
— Похвали их, Тим. Смотри, как они стараются.
Телефон в Машином кармане продолжал наяривать марш.
Джентльмен на дорожке беззвучно хохотал, Нестор озирался, словно выбирая
направление, куда ему сбежать побыстрее. Охрана была безучастна, Катерина
безмятежна, ее муж мокр с головы до ног и практически гол, а Мирослава
Цуганг-Степченко была на грани обморока. Или истерики.
Есть ли грань между обмороком и истерикой и если есть,
какова она?!
Ах, как жаль, что нельзя досмотреть представление до конца,
вот беда какая!… Поминутно оглядываясь на «театр военных действий», Маша
выбралась на дорожку, проскочила мимо джентльмена и рысцой побежала к дому,
откуда ее все продолжал вызывать начальник.
Собственно, начальника она увидела на веранде с витражами.
Лицо у него было желтым, а рубаха малиновой, и Маша не сразу поняла, что это
именно от витражей. В руке он держал телефон.
— Дьявол тебя побери. Маша!…
— Не ругайтесь, Дмитрий Андреевич, я вам сейчас все…
Из распахнутых вглубь дома двустворчатых дверей, на ходу
закуривая, вышел Илья Весник.
— А говорят, Кольцов приехал. Правда или нет, никто не
знает?
— Я знаю, — сказала Маша. — Приехал.
— Откуда? Ты его видела?
— Он купается в бассейне, — сообщила Маша. — Со своим сыном
Мишей. А его жена сидит в шезлонге.
— Какая осведомленность! — поразился Весник. — А нам его
даже не показали! Кстати, я не знаю, как планируется обед, может, Тимофей Ильич
с этим украинским кандидатом Головко будут отдельно обедать, и даже скорее
всего. А мне бы надо с ним познакомиться…
Маша решила, что лучше не говорить Веснику о том, что с
олигархом она уже познакомилась. Зачем понапрасну человека расстраивать!
— Наплевать мне на Кольцова, — пробормотал фрондер Родионов,
— мне надо пару книг подписать, а ты шатаешься неизвестно где!
— Я сейчас их принесу, Дмитрий Андреевич!
— Да уж пожалуйста!
В это время со стороны бальной залы к ним приблизился еще
один персонаж. Он не шел, а именно приближался — сияя улыбкой, безупречными
зубами, безупречными волосами, безупречно отглаженным пиджаком. Маша скосила
глаза. У Родионова пиджак был мятый. Льняной, летний, он становился мятым
словно сам по себе, стоило только его надеть, но Родионову все это как-то
подходило, и в мятом пиджаке он не выглядел… несвежим. Отглаженный персонаж,
напротив, казался картонным, вырезанным из гламурного журнала.
Его звали Андрей Поклонный, и он был знаменитый актер.
Впрочем, когда он приблизился, оказалось, что улыбка
относится не к Воздвиженскому и его компании, а к мобильнику, из которого, как
видно, в ухо Андрею лилось что-то очень приятное.
— Ну, спасибо тебе, дорогой, — говорил он время от времени и
с удовольствием взглядывал по сторонам, будто ожидая от окружающих, что они
разделят его удовольствие. — Ну, спасибо тебе большое! Ну, а как же иначе…
Весник показал на него глазами, потом закатил их и беззвучно
захохотал. Маша посмотрела на издателя с неудовольствием. Она отлично знала это
закатывание глаз в свой адрес, которое означало, что она, Маша, непременно
должна приходить в восторг от таких мужчин!…
А она вот не приходит. Она вообще ни от каких не приходит,
кроме одного.
— Дмитрий Андреевич, я пойду и принесу книги.
— Да тебя только за смертью посылать!
— Я поднимусь в комнату и сразу вернусь, вот клянусь вам!
— Совсем от рук отбилась, — пожаловался Веснику великий, и
они оба уставились на нее.
Маша быстро пошла к высокой двустворчатой двери, за которой
начинался длинный коридор — дача была спланирована немного как общежитие. Две
«залы», две просторные веранды с витражами и широкими ступенями в сад, а между
ними длинный и довольно сумрачный коридор, в который выходило множество дверей,
и еще была лестница на второй этаж. Из интерьерных причуд Маша запомнила только
лосиные рога, которые висели так, что оказывались как бы на голове у каждого,
кто случайно проходил мимо них. Мирослава Цуганг-Степченко щебетала, что ее
«чоловик» добыл эти самые рога в прошлом году.
— А вот то рожки, — говорила она Воздвиженскому, проводя
экскурсию по «Лувру», — то рожки моего чоловика, бо он справный охотник!
Сам Мирославин «чоловик» и «справный охотник» был
высоченный, усатый и довольно унылый субъект в английском твиде с кожаными
нашивками на локтях. Должно быть, именно так ему представлялся помещик — в
твиде с нашивками, хотя ничего менее уместного, чем этот самый твидовый костюм
жарким майским днем на официальном приеме, придумать было трудно.
В коридоре никого не было, и Маша быстро добежала до
лестницы, перепрыгивая через ступеньки, поднялась на второй этаж, чуть не
поскользнулась на скользких лакированных полах темного дерева и очутилась в
коридоре второго этажа. С разгону она некоторое время соображала, какую именно
спальню отвели им с Сильвестром, потому что все двери были одинаковыми.
Кажется, предпоследняя дверь с правой стороны. Или последняя?…
И вот еще вопрос — эти двери запираются, как в гостинице,
или в них вообще нет замков, как в обычном доме?!
Так которая же? Последняя или предпоследняя?
Самое скверное, что Маша в отведенную ей комнату ни разу не
заходила. Госпожа — то есть нет, не госпожа, пани, конечно! — пани Мирослава,
сопровождая ее и Воздвиженского наверх, просто указала, кто в какой комнате
станет ночевать — начальник довольно далеко от секретарши, — и уверила, что
горничная «разберет их багаж».
