— Мам, ну почему нет?!
— Мы не знаем, можно в нем купаться или нельзя.
— Я знаю, — опять встряла жена Кольцова, — можно. Почему
нельзя-то?!
Сильвестр приплясывал рядом, лоб у него был влажный, а в
глазах мольба. Ему очень хотелось немедленно искупаться. Второй мальчик — как
пить дать сын олигарха — в некотором отдалении валялся на траве. Маша то и дело
на него взглядывала, исподволь пытаясь его рассмотреть, хотелось понять, чем
дети олигархов отличаются от обычных человеческих детей, но ей было неловко
пялиться.
— Мишка, — позвала Катерина Кольцова, — зря ты валяешься.
Земля холодная.
— Теплая, мам!
— Это тебе так кажется.
— Папа говорит, когда кажется, креститься нужно!
— Вот именно, — хладнокровно согласилась мать. — Давай
крестись!
Мальчишка побрыкал ногами, покатался с боку на бок, сделал
какую-то сложную стойку на руках и вскочил. И посмотрел на них победителем.
— Это специально для вас, — на ухо Маше быстро сказала
Катерина, — демонстрация неслыханных возможностей.
Маше все это было знакомо.
— Слушай, — сказала она с натуральным восхищением, — как это
у тебя получается?
Мальчишка дернул плечом:
— А так! Это нас на тренировке учат.
— А чем ты занимаешься?
— Кунг-фу, — с гордостью сказал мальчишка. — Меня вообще-то
Миша зовут. Папа говорит, что спортом имеет смысл заниматься, только если
хочешь быть первым, а так это ерунда и пустая трата времени. А вас как зовут?
— Меня зовут Мария Петровна.
Мальчишка посмотрел на нее с недоверием:
— Вы что? Старая?
Маша растерялась:
— Почему?
— Только старых зовут по имени-отчеству и еще учителей. Вот
у меня по английскому Ангелина Степановна, а по труду Светлана Афанасьевна. А
по русскому еще…
— Мишка, не морочь нам голову.
— Мама, ты что? Не понимаешь?
— Ты зови ее Машей. Ее все так зовут, — издалека посоветовал
Сильвестр. Он на травке пытался изобразить сложное движение, с помощью которого
сын олигарха поразил Машино воображение. У него не получалось, но он старался и
от стараний покраснел даже.
В конце концов он грохнулся на траву, полежал и сообщил,
глядя в небо:
— Я вообще-то в теннис играю. Весной первое место занял в
своей возрастной группе. Мне медаль дали, вот такую. А ты играешь, Миш?
Мишка покрутил головой. Он был совсем не такой, как длинный,
худой и романтический Сильвестр, — плотный, коренастый, широкоплечий и
лобастый, как щенок-бульдожка.
«Очень похож на отца, — подумала Маша, — по крайней мере на
его фотографии в газетах. На мать не похож совершенно».
— Не могу его заставить, — посетовала Катерина Дмитриевна, —
не играют Кольцовы в теннис. У них это семейное. На лыжах едва заставила
кататься, а в теннис ни в какую не соглашаются!
— У меня мама тоже не играет, — сообщил Сильвестр и с
сожалением подумал, отчего у него нет с собой медали. Она сейчас очень бы
придала ему весу. Впрочем, медаль не самое главное. Самым главным в данный
момент было как-то заставить мать согласиться на их купание.
— Так жарко, — сказал он в пространство, — градусов двести.
Это, наверное, оттого, что мы на юге, да, мам?
— Да.
— А тут всегда так жарко?
— Зимой холодно.
— Как в Москве?
— Нет, наверное, немножко теплее, но все равно холодно!
И вот нисколечко он к намеченной цели не продвинулся!
— Ма-ам, — протрубил Миша Кольцов, не отягощенный
соображениями высокой политики, — ну можно мы искупаемся, а?
— Купайтесь, конечно! Твои плавки в сумке, сумка в нашей с
папой комнате на кровати, если горничная ее не разобрала.
— А если разобрала?! Я тогда не найду, мам!
— Это означает, — пояснила жена олигарха Маше Вепренцевой, —
что я должна пойти и найти его плавки! Могу и вашему принести, у нас, по-моему,
три пары.
— Они свалятся с его костлявой задницы, — сообщил Михаил
Кольцов и подбородком указал в сторону Сильвестра Иевлева.
Тот хихикнул.
— Он в крайнем случае руками их придержит, — хладнокровно
ответила его мать, и Маша запротестовала.
У них есть собственные плавки. Она специально взяла на
всякий случай. Она сейчас пойдет и принесет их, если, конечно, Катерина
Дмитриевна уверена, что детям разрешат купаться. «Мы и спрашивать не станем!» —
фыркнула Катерина Дмитриевна. В таком случае Маша идет в их с Сильвестром
комнату. За плавками.
Катерина махнула рукой и снова полезла в кусты, а мальчишки,
коротко посовещавшись, умчались к пинг-понговому столу.
Голоса удалялись, и Маша вдруг почувствовала себя брошенной.
Единственный постоянно действующий мужчина ее жизни, сын, в данный момент
совершенно ею не интересовался, ему «по приколу» в настольный теннис поиграть с
новым приятелем, и Катерина Кольцова не разделила ее обиды, что уж говорить про
Воздвиженского, который занят своими умными разговорами!
Она прошла вдоль живой изгороди по идеально подстриженной,
пружинящей под ногами траве, вырулила на плиточную дорожку и несколько секунд
соображала, в какую сторону идти к дому.
Участок был огромный, весь заросший лесом. Сосны,
высоченные, смолистые, южные, стояли, не шелохнувшись, как будто грелись на
солнце. Мирослава Цуганг-Степченко, встречая гостей, непонятно стрекотала на
смеси русского и украинского языка, которую Маша совершенно не понимала,
особенно когда говорили быстро, и из ее стрекотания выходило, что участок
спускается к Днепру и там даже есть пляжик и песочек, и «дорогие гости», если
желают, могут купаться, хотя «Днипро» нынче еще холодный, но, если все-таки они
желают, ее «чоловик» их проводит.
Маша думала поначалу, что «чоловик» — это тоже прислуга,
вроде садовника, а оказалось — муж.
Она свернула по дорожке налево и некоторое время шла, пока
не сообразила, что идет не туда, куда нужно, потому что дома все не было видно,
а дорожка явно забирала в лес. Не хватало еще только заблудиться!
Как и большинство женщин, Маша Вепренцева страдала ярко
выраженным топографическим идиотизмом и могла три часа блуждать между двух
сосен и пребывать в убеждении, что дороги назад уж точно не найдет никогда.
