— Да в том-то и дело, что я не знаю, — послышался вдруг
громкий шепот. Маша посмотрела в сторону резной двери, возле которой висела
сказочная картина. Шепот доносился оттуда. — Понятия не имею. Когда ее
представляли, я не расслышала, но, по-моему, это прислуга. Да не знаю я!… Вот
как теперь быть?! За общий стол ее сажать или нет?… Лидочка, как бы узнать, а?
И главное, у него не спросишь, он же писатель, вдруг обидится!
Маша Вепренцева, сообразив, что речь идет о ней и именно про
нее не знают — «прислуга» она или нет, покраснела до ушей, до корней волос.
Картина с ухмыляющимся подсолнухом была забыта. Кровь вдруг с шумом ударила в
барабанные перепонки, как морской прибой. Она и не знала, что кровь может так
шуметь!
Нужно найти Сильвестра и уйти в свою комнату. Она не станет
ничего объяснять, она быстро уйдет, и все.
Маша пощупала руками щеки. Шепот за дверью все продолжался,
и ей хотелось дослушать из каких-то мазохистских, уничижительных соображений,
но дослушать ей не дали.
— Как вам картина? — спросили за спиной, и Маша быстро
обернулась. Позади нее стояла Катерина Дмитриевна Кольцова, жена олигарха и
губернатора, и, говорят, даже будущего кандидата в российские президенты, которого
Маша еще не видела. Про олигарха, как и кандидата в украинские президенты
Головко, гостям было сказано, что «они заняты и будут только к ужину».
— По мне, так слишком много краски. А вам как?
— Мне нравится, — сказала Маша быстро. — Извините меня,
Катерина Дмитриевна. Я должна найти своего сына.
— А что его искать? Ваш сын на лужайке за домом гоняет мяч
вместе с нашим сыном, — безмятежно ответствовала Катерина. — Они там морс пьют.
Я сама видела, как его понесли. Хотела побежать и тоже выпить, такая жара! А
здесь почему-то одно спиртное.
И она кивнула в «зал», где, как в большом аквариуме,
неторопливо плавали гости. От рыб они отличались тем, что еще разговаривали,
шептались, смеялись, пожимали плечами и закатывали глаза.
«Нужно быстро изобрести какой-то предлог, чтобы уйти, —
сказала себе Маша. — Сейчас же, ну!»
— Хотя подсолнухи хороши, — как ни в чем не бывало
продолжала жена олигарха, — особенно вон тот, здоровый. Аркадий Воздвиженский
ваш муж?
— Нет, — резко ответила Маша. — Он мой начальник.
— Да ну? — удивилась жена олигарха. — А похож на мужа.
Спрашивать было нельзя, но Маша — черт тебя подери, Маша! —
все-таки спросила:
— Почему на мужа?
Катерина Кольцова очертила в воздухе неопределенный круг
бокалом, который держала в руке:
— Не знаю. Он все время смотрит в вашу сторону и делает
бровями вот так. — Она показала, как Воздвиженский «делает бровями». — Мой тоже
всегда так делает, когда на приемах не знает, чем заняться. Мы называем это «невещественные
знаки». Это из Гончарова, помните?
Маша метнула на нее быстрый взгляд.
Жена олигарха была в льняных брючках и какой-то финтифлюшке,
до того простой и незатейливой, что становилось абсолютно ясно, каких денег
стоит ее скромный летний наряд. Маша Вепренцева в пиджачной паре чувствовала
себя рядом с ней как текстильный комбинат по производству солдатского сукна
рядом с витриной брюссельских кружев. Еще ей казалось, что она красная и
распаренная, как сахарная свекла в горшке, а эта самая жена олигарха была
прохладной и свежей, как летний бриз.
Или бриз — морской? А что тогда бывает летним? Ветерок,
дуновение, порыв? Пассат, муссон, торнадо, ураган «Гретхен»!
— Ма-ам, — завопил где-то поблизости Сильвестр Иевлев, —
мам, можно мы с Мишкой в настольный теннис поиграем?!
Маша не видела Сильвестра и не могла понять, откуда он
вопит, поэтому закрутила головой во все стороны, пытаясь его обнаружить, и не
обнаружила.
— Они за кустами, — сказала Катерина Кольцова, — там вроде
бассейн.
Она пристроила на перила свой бокал, сбежала по широким и
гладким ступеням в сад и моментально полезла в кусты.
Маша Вепренцева вдруг подумала — как хорошо, наверное, быть
Катериной Кольцовой. Как хорошо быть настолько уверенной в себе, чтобы не
обращать совсем уж никакого внимания на то, как ты выглядишь со стороны и что о
тебе подумают окружающие!
Следом за Катериной Маша вышла на английский газон и
зажмурилась — здесь было очень много солнца, гораздо больше, чем на прохладной
полукруглой веранде, и оно сразу приятно и нежно защекотало шею, и спине стало
жарко под бронетанковым пиджачным сукном.
— Ма-ам, ты где?!
— Я здесь.
— Мам, я тебя не вижу!
— Я тоже тебя не вижу.
— Да вот же я, вот!
— Лезьте к нам, — подала голос Катерина Кольцова, — прямо
через кусты, они не слишком густые.
Маша покорилась и полезла. Кусты затрещали, как ей
показалось, очень громко, листья полезли в глаза, и она проломилась на ту
сторону живой изгороди как раз в тот момент, когда на веранду вышла хозяйка
дачи Мирослава Цуганг-Степченко, которая никак не могла решить, прислуга Маша
или нет, и сильно из-за этого переживала. С ней были две прекрасные дамы и один
джентльмен, значительно менее прекрасный. Все трое с изумлением уставились в
пролом в кустах, который устроила Маша Вепренцева.
— Господи, — с громким недоумением сказала одна из дам, —
что там такое?
— Это я, — зачем-то откликнулась Маша и из-за кустов глупо
помахала рукой, — извините меня, пожалуйста!
Дама пожала плечами и приподняла безупречной формы брови,
впрочем, быстро их опустила — как пить дать косметолог запрещал мимические
ужимки во избежание ранних морщин.
Ее звали Лида Поклонная, и она была актрисой. Никто не знал,
в каких фильмах и спектаклях она играла, зато все знали, что она жена
знаменитого Андрея Поклонного, героя многочисленных телевизионных сериалов,
концептуальных и массовых кинокартин, спектаклей, постановок, шоу и даже
новейших эпопей. Про «звездную пару» писали газеты и журналы, их фотографии
помещали на обложках, об их личной жизни судачило и за них переживало
большинство населения державы, которое хлебом не корми, дай за кого-нибудь попереживать.
Остальных Маша не знала.
Катерина Кольцова с лужайки махала ей рукой, звала к себе, и
Маша, оглянувшись на квадригу на ступеньках, пошла все быстрее, а потом
побежала, словно за ней гнались.
— Мам, смотри, как тут здорово! А можно мы искупаемся?
— Нет.
— Да.
Это жена олигарха сказала.
Бассейн, со всех сторон загороженный буйно разросшимися
розовыми кустами, скрытый и от дома, и со стороны лужайки, посверкивал так
соблазнительно и заманчиво, так плескал водой на чистейший кафельный бережок,
такой безупречной стопкой лежали на его краю махровые простыни, что Маша
моментально загрустила. Поплавать бы, а потом на солнышке поваляться — красота!
