Люда, будущий психолог, погладила его по голове, почмокала
губами в воздухе, как будто целуя бедняжку, и продолжила про свою практику.
— Возьми меня в Киев, Димочка! Я тебе пригожусь. Я там все
так организую, что все твои закачаются!
Родионов отрицательно помотал головой, изумленный тем, что
она явно не шутит.
— Димочка, ну ты же никогда и никуда меня не берешь! Никогда
и никуда! Я тебе что, не человек?!
— Э-а-эк, — согласился Родионов, не разжимая зубов.
— А раз человек, то и веди себя по-человечески! Я хочу с
тобой в ресторан, я хочу с тобой в люди выйти, а ты приезжаешь только спать!
Димочка, я не хочу быть просто приложением к тебе!
Родионов перепугался.
С чего она вообще взяла, что может быть к нему… приложением?
Нет у него никаких приложений! У него куча работы, Марков, недовольный тем, что
он в очередной раз задерживает роман, Маша Вепренцева, визит в Киев, Тимофей
Кольцов, Илья Весник, Таня Табакова — чудесный, привычный, деловой, знакомый и
такой важный для него мир! Люде нет и не может быть в нем места!
— Люд, я не понимаю, о чем ты говоришь. Не понимаю, и все
тут. Твоей практикой я заниматься не буду. Со мной в Киев ты не поедешь. Это
работа, а не тру-ля-ля!
— А я и буду работать!
— Да не будешь ты работать! — неожиданно для себя вдруг
жестко сказал Родионов. — Все это ясно и понятно. Сколько тебе лет?
— Двадцать… один.
— Вот именно. У тебя образования нет и не будет. В институт
ты ходишь, просто чтобы время отбыть, и преподаватели ваши ходят за тем же! Я
все понимаю в жизни и в карьере тоже, Люда! Ты еще год проваландаешься со
своими тестами, потом напишешь диплом «Зигмунд Фрейд как зеркало мирового
психоанализа», потом устроишься на работу в школу. Будешь психологом младших
классов. Нарисуйте, дети, картинку, как ваша семья сидит за обедом в выходной!
Вот и вся твоя работа.
Глаза у нее налились слезами, но Родионова уже несло,
штормило, качало, и он ничего не хотел замечать.
— Димочка, как ты можешь?
— А так, что я знаю, как делаются карьеры. День и ночь,
двадцать четыре часа в сутки! Какой тебе штаб, Людочка?! Ты писать сначала
научись без ошибок, а потом уже в штаб! И расписание мне составлять не надо, я
в этом не нуждаюсь!
— Не нуждаешься?… — переспросила Люда и широко раскрыла
глаза, как-то даже выпучила их, как Мишель Пфайфер в фильме про маньяков.
— Ты вот сидишь в своем психологическом институте и сиди
себе, только не смеши людей тем, как ты станешь замечательно работать! Для того
чтобы работать, мозги нужны, дорогая моя, мозги и желание пробиться наверх!
Должно быть, все это было несправедливо и не слишком
красиво, и уж точно совсем не умно, но Родионов, что называется, разошелся. Ему
теперь непременно нужно было довести ситуацию до точки кипения.
— И помогать тебе я не буду, потому что нечему помогать!
Помогать в твоем понимании — это значит все сделать за тебя, а я не понимаю,
почему я что-то должен за тебя делать! И не буду, и не хочу!
— Я тебя ненавижу, — вдруг отчетливо выговорила Люда и взялась
обеими руками за спинку кресла. — Я тебя уничтожу.
— Валяй.
Родионов поднялся с дивана и стал одеваться. Давно бы ему
догадаться одеться! Общественный обвинитель без штанов — это смешно. А ему не
хотелось быть смешным, ему хотелось быть величественным.
— Ты возомнил себя гением, — продолжала Люда.
Родионов мельком на нее взглянул. Вид у нее был немного
сумасшедший. — А на самом деле ты никто, бульварный писака! Кому нужны твои
дерьмовые книжонки?! Никому! Да о тебе все забудут через год, через два, и ты
умрешь под забором, нищий, старый ублюдок!
— Я пошел, — сказал Родионов. Она сидела в его рубашке, и
красиво уйти никак не получалось. Или уходить без рубашки, или требовать ее
вернуть — и то, и другое не слишком красиво. Он несколько секунд соображал, и
напрасно.
Люда вдруг бросилась на него, стул опрокинулся, загрохотал,
и винная бутылка закачалась на столике, опрокинулась и повалилась на ковер, из
нее потекла тоненькая алая струйка, как кровь.
— Ты ничтожество, высокомерная тварь, ублюдок!! — Она сильно
ударила его в скулу острым кулачком, а левой рукой двинула в ребра. Родионов не
успел ее перехватить. Он вообще ничего такого не ожидал, когда начинал свою
обличительную речь. — Ты думаешь, что меня так просто бросить, да? Ты думаешь,
что я никто?! Да я тебя… уничтожу, я с тобой разделаюсь, с тобой и с этой твоей
шлюхой!
Люда царапалась, кусалась и дралась, и в какой-то момент
Родионов перепугался, что не сможет с ней совладать. Не бить же ее, на самом
деле! Он отступал к двери, а она наскакивала на него, клевала, щипала, и глаза
у нее были безумные.
— Остановись, — приказал Родионов, когда потасовка уже
грозила перейти в драку, — остановись сейчас же!
Ничего не помогло. Кое-как, придерживая ее одной рукой, он
нашарил на столике ключи от машины, и теперь нужно было еще открыть дверь.
Спиной он чувствовал замок и дверную ручку — спасение было уже совсем близко! —
но он никак не мог изловчиться и открыть.
Да что ж это такое, а?!…
— Я тебе отомщу, тварь, ублюдок недоделанный! Ты еще
узнаешь, чего я стою, недоносок поганый!… Я тебя… Я… я тебя убью!
В этот момент замок, который Родионов судорожно дергал,
наконец открылся, он вывалился на лестничную клетку, где было темно и пахло
кошками, и прямоугольник света из Людиной прихожей вырвался вслед за ним, и
Родионов увидел приоткрытую дверь квартиры напротив. Кто-то оттуда, из той
квартиры, привлеченный шумом на лестнице, следил за ними!
Он затолкал Люду обратно, захлопнул дверь и побежал вниз,
сжимая в кулаке ключи от машины. Побежал так унизительно и мешкотно, как не
бегал никогда в жизни, и вся эта история с дракой и идиотскими разговорами была
гадостью, и он чувствовал эту гадость так, словно она была у него во рту.
Он доехал до дома, влез под душ, очень горячий, такой, что
едва можно было терпеть, долго тер себя мочалкой, стараясь оттереть гадость,
потом вылез, не вытираясь, пошел на кухню и залпом выпил полстакана водки.
Потом подумал и выпил еще полстакана.
На Люду наплевать, подумал он. Наплевать. Я-то как попался?!
С чего меня-то понесло?! Нервы ни к черту стали из-за этой проклятой работы.
Надо в отпуск ехать. В Турцию, покупать очередной ковер.
Вспомнив про ковер, он вспомнил и про Машу, водку спрятал и
стакан ополоснул. Завтра она его увидит на столе, обо всем моментально
догадается, а Родионову не хотелось, чтобы Маша знала, из-за чего он пил.
