Про подругу Андрея Малахова, знаменитого телеведущего, он
ничего не знал, про мужа Дарьи Донцовой, знаменитой писательницы, знал и того
меньше, про увлечение Александры Марининой горнолыжным спортом слышал первый
раз в жизни.
— Ты все врешь! — в конце концов догадалась Люда. — Ты
все-все врешь! Я-то знаю! Маринина тебе звонила при мне, и ты называл ее
Машенька, а теперь говоришь, что ничего про нее не знаешь!…
— Умница ты моя, — похвалил Воздвиженский Аркадий, — до чего
ж ты молодец!
От таких его хвалебных слов Люда оказалась в тупике.
— Почему я молодец, Дим?
— Все-то ты понимаешь, — расшифровал Аркадий, — что тебе ни
скажи, какую загадку ни загадай, ты все сразу понимаешь и отгадываешь!
— Смеешься, да? — спросила Люда и отвернулась, обиженная.
Впрочем, обижалась она недолго, повеселела и пристала к нему с рассказами о
собственной жизни.
Родионов слушал.
С некоторых пор он был совершенно уверен в том, что любые
союзы, участники которых никак не связаны друг с другом по работе, обречены на
скоропостижную и неизбежную кончину. Что-то должно быть общим — если общим не
может быть офис, то хотя бы образование, или знакомства, или связи, или,
допустим, направление движения. Другими словами, в продолжительную любовь
учительницы и сталевара Родионов верить перестал.
Сталевар ничего не знает о том, как завуч обошелся с
географичкой и какие выгоды извлекла из этого Роза Львовна, вновь пришедшая
химичка. Учительница ничего не знает о том, как на седьмой домне закозлило и
пришлось выбивать шлак, чтобы чугун пошел без флокенов «Флокены -дефекты».
И самое главное: учительнице неинтересно про флокены, а
сталевару наплевать на географичку!
Вот как организовать такой союз, думал Родионов, призывая на
помощь свое писательское воображение, если организовать его решительно
невозможно?! Допустим, приходит сталевар домой и говорит: «Иду я нынче в
сторону разливочной, а на ковше сегодня Зуев. Вот Зуев мне оттуда, значит, с
ковша, кричит, что по разнарядке восьмому цеху уже выдали, а Орехов
задерживает! Задерживает Орехов, и все тут!…»
Какой Зуев?… Какой Орехов?… Кто эти люди? Что выдали? И
хорошо это или плохо, что Орехов задерживает?…
Вот поэтому Люду он слушал вполуха или даже в четверть уха и
ничего из того, что она рассказывала, не задерживалось у него в голове,
насквозь просвистывало.
Люда училась на психолога.
Родионов знал, что теперь в любом вечернем институте на базе
средней школы № 237746398276 можно запросто выучиться на психолога. Особенность
именно этой специальности заключалась в том, что никто — ни обучающие, ни
обучаемые — толком не знали, в чем должны состоять обучение и дальнейшая
трудовая деятельность. Некоторые, особо увлеченные, слышали о том, что бывают
такие психологические тесты, и даже сами видели их в журналах и отмечали
кружочком правильный ответ: «Что вы будете делать, если, зайдя в кабинет к
шефу, обнаружите его сидящим верхом на секретарше? А. Завизжите и броситесь
прочь. Б. Дадите им ценный совет из личного опыта. В. Спокойно пожелаете ему
доброго утра и осведомитесь о планах на день».
Люда очень любила тесты и заставляла Родионова отвечать на
вопросы, и рисовать человечков, и закрашивать круги, и он отвечал, рисовал и
закрашивал, но от подозрения в том, что психология состоит все же в чем-то
другом, не избавился.
— …только если практика будет успешной, а для этого мне
нужно поработать по специальности. Слышишь, Дим?
— А?
— По специальности поработать!
— А-а!
— Дим, устрой меня на работу! По специальности.
— А?!
Люда вылезла из кресла, где сидела с ногами, — героини
модных сериалов сидят в кресле с ногами, греют в ладонях бокал с вином и с
загадочной улыбкой посматривают на молодцов-удальцов, сидящих напротив, в
образе роковых мужчин. Если артистка представляет женщину деловую, на коленях у
нее еще должен стоять лэптоп, даже если дело происходит ночью на даче. Если
женщину романтическую — значит, она должна быть в его рубашке, даже если дело
происходит в гостинице и ему, бедному, с утра в этой рубашке на работу
отправляться.
Люда сделала круг по комнате и вернулась к дивану, на
котором полеживал Родионов:
— Дим, ну тебя все-все в этой стране знают!
— Ну и что?
— Ну устрой меня куда-нибудь! К политику какому-нибудь в
штаб или в ваше издательство! Я в прошлом году работала у нашего депутата, и
мне практику зачли, и даже декан меня хвалил, что я по специальности все лето
отработала.
— Ну и что?
— Я листовки писала и советовала, где их развешивать, и
какие встречи проводить, и еще много чего! А лучше бы ты меня взял на работу
вместо твоей Каллистраты. Я бы тебе все грамотно организовала и со всеми
разобралась, и ты бы у меня работал по расписанию и никогда рукописи не
задерживал!… А рекламу бы я тебе совсем другую сделала, потому что тут нужен
научный психологический подход. Если ты ассоциируешь себя с большинством, это
еще не значит, что ты и есть это самое большинство! Но если ты ассоциируешь
себя с меньшинством, это значит, что у тебя комплекс адмирала Нельсона и тут
нужен совсем-совсем другой подход!
В этот момент Родионов вдруг разозлился.
Что эта самая Люда могла знать про его работу, комплексы и
адмирала Нельсона?! Как это ей в голову пришло, что она сможет организовать его
жизнь?! Даже Маша Вепренцева иногда не справлялась, особенно когда он
капризничал, или болел, или требовал повышенного внимания, или злился, или
опаздывал, или не мог сладить с героями!
— Какие еще листовки?! — он раздраженно сел и подбил себе
под спину подушку.
Красное вино было куплено в дорогом магазине, и он даже
изучил этикетку — виноградники, сорта, купажи. Но он совершенно не разбирался в
вине и не умел его пить! Понятия не имел, как это можно пить и получать
удовольствие, изжога у него делалась от дорогого красного вина! Поэтому
допивать его он не стал, а отломил кусок шоколадки и стал тоскливо жевать.
— Господи, ну на выборах я писала листовки для нашего
кандидата в депутаты! Их потом по автобусным остановкам расклеивали, а сначала
составляли психологический портрет кандидата! Только это не я составляла, а наш
руководитель! Там было все-все, и комплексы, и самосознание, и всякие синдромы,
словом, все-все, а я печатала!
Шоколадка увязла у Родионова в зубах, и теперь их невыносимо
ломило. Маша Вепренцева сто раз записывала его к стоматологу, а он все не шел,
все ломался, все некогда ему было. От отвратительной ломоты, сковавшей челюсть,
он схватил бокал с красным вином и опрокинул его в рот. Во рту сделалось кисло
и совсем невыносимо. Родионов взял себя за щеки и застонал.
