— Я тоже была единственным ребенком, — ответила Мэриэл и, переходя в атаку, спросила: — Вы любите свою работу?
— Она отвечает моим романтическим устремлениям, — сказал Николас без энтузиазма. — Здравый смысл подсказывает, что то, чем я занимаюсь, вносит лишь скромный вклад в счастье человечества, но по крайней мере это позитивный вклад. Я стараюсь. Это требует полностью задействовать ум и поддерживает меня в постоянной форме. Не могу представить себе ни одну профессию, которая давала бы мне то же самое.
Возможно. И тем не менее, когда им принесли напитки, Мэриэл подумала, что он может ошибаться. Она совершенно не сомневалась, что он добился бы успеха в любом деле, которое выбрал бы, но ей почему-то казалось, что дипломатия — не его призвание.
У себя за спиной она услышала:
— Вот ты где, Николас. Я тебя искала. — Ровный, сдержанный голос принадлежал женщине.
Сьюзан Уотерхаус. Мэриэл смотрела, как Николас встает из-за стола.
— Мисс Браунинг, — прохладно улыбнулась Сьюзан. — Извините, не хочу вам мешать, но я совершила одну глупость и хотела бы на минутку похитить Николаса, чтобы он посоветовал, как мне выйти из положения.
В ответ Мэриэл тоже улыбнулась, но промолчала.
— Я на минуту, — сказал ей Николас и отвел Сьюзан в дальний угол зала.
Мэриэл старалась не смотреть на них, но не могла не заметить, что в основном говорила Сьюзан, а выражение лица Николаса оставалось неизменным.
Когда он вернулся, ее бокал был уже пуст.
— Извините, — произнес он спокойно. — Если вы закончили, то в ресторане нас ждет столик.
Он забронировал самый лучший столик в ресторане, специализирующемся на традиционной кухне юга страны. Мэриэл здесь никогда не была, поэтому с восхищением разглядывала голубой зал. Белые свечи были увиты азалиями таких же розовато-золотистых и красных оттенков, что и старомодные букетики на прекрасном фарфоровом сервизе.
— Здесь очень красиво.
— У этого ресторана великолепная репутация, — ответил Николас.
И космические цены! Ну да ладно, у него ведь богатый отец.
Блюда оказались превосходными. Надо будет обязательно поблагодарить поваров, подумала Мэриэл и принялась с аппетитом есть крабовый суп и замечательного тушеного цыпленка с креветками и колбасой, неторопливо запивая еду отличным вином, французским и калифорнийским.
— Пожалуй, я никогда не ела ничего более вкусного, — выдохнула она.
— Южная Каролина славится хорошей кухней. Но вам-то это должно быть известно, вы ведь здесь уже бывали?
— Да, в последние годы довольно часто. И крабовый суп пробовала, — ответила она. — Он был неплох, но здесь его готовят просто великолепно. А для восхитительного шоколадного мусса я просто не могу подобрать слов!
Николас засмеялся, и внезапно Мэриэл осознала, что он все это время был в напряжении из-за каких-то скрытых переживаний. Возможно, от вина у нее развязался язык, и, улыбнувшись ему долгой, томной улыбкой, она с озорством заявила:
— В Новой Зеландии ничего похожего вы не найдете!
Он опустил ресницы, пытаясь скрыть свои мысли, затем вдруг внезапно поднял глаза с холодным зеленоватым огоньком.
— Может быть, не совсем такое же, но у нас появляются и свои кулинарные традиции, нечто вроде средиземноморской и азиатской кухни на английской основе. Сколько, вы сказали, прошло, как вы не были дома?
— Дома? Я отвыкла считать Новую Зеландию домом — для меня это скорее три островка на другом конце света. — Испугавшись, что слишком разоткровенничалась, Мэриэл прикусила непослушный язык. — Десять лет.
— Вам нужно съездить туда. Думаю, вы достаточно повзрослели, чтобы оценить ее.
Она пожала плечами:
— Может быть. Она всегда казалась мне такой… ограниченной.
— Это неудивительно после детства, проведенного в путешествиях по более экзотическим уголкам мира. Вас дразнили в школе в этом городишке?
— Да, и я очень плохо это переносила.
— Были плаксой? — мягко пошутил он.
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, если бы я умела плакать, было бы не так плохо, но я не плакала. Не хотела доставлять им удовольствие, и конечно, меня дразнили еще больше. Теперь я считаю, что они вовсе не были монстрами. Для детей нормально цепляться к тем, кто от них отличается. Не думаю, что они причинили мне какой-то вред, но я усвоила, что я отнюдь не центр вселенной. Сегодня, если вы хотите уверенно чувствовать себя на приеме, несчастливое детство просто необходимо.
— И все-таки, что именно привело вас в Кинг-Кантри? — неторопливо спросил он.
Шоколад у нее во рту вдруг приобрел привкус пепла. Памятуя о своем принципе никогда не врать и всегда придерживаться правды, даже не раскрывая ее полностью, она ответила:
— Мои родители погибли, и я переехала жить к тете.
— Нелегко вам пришлось.
— Да, — кивнула она. — Извините, но я действительно устала.
В его быстром взгляде мелькнуло недоверие, хотя вслух он только поинтересовался:
— Куда вы собираетесь потом?
— Во Францию, на пять дней.
— В Париж?
— Да, — сказала она, пытаясь распознать, что за чувства отразились в его глубоком голосе.
— С мужчиной?
Ее холодные, непроницаемые глаза цвета лазури в упор смотрели на него.
— И с его секретаршей.
Мэриэл с удивлением увидела, как напряглось лицо Николаса. Он отчужденно поинтересовался:
— А куда потом?
— Какие-то важные переговоры в Куала-Лумпуре. Затем две недели в Нью-Йорке, после чего возьму трехдневный отпуск, чтобы отремонтировать квартиру.
Он кивнул, и бронзовые блики свечей пробежали по его волосам.
— Да, вы много ездите. Вы не выходите замуж из-за такой вот кочевой жизни?
— Отчасти.
— А почему еще?
Пряча за дерзостью смущение, она парировала:
— Наверное, потому же, почему вы до сих пор не женились.
— У вас был любовник?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что она ответила, не успев осмыслить его. Не словами, но не менее понятно. Ее глаза округлились, не в силах оторваться от золотистого блеска, затопившего его зеленые глаза.
— Был. — Он неотрывно гипнотизировал ее взглядом. — Я даже знаю этого человека. Дипломатический мир тесен, и мы с ним несколько раз встречались. Мэриэл, зачем вам понадобилось влюбиться в английского дипломата, а затем бросить, нанеся удар его самолюбию?
Ах, Дэвид…
В ней шевельнулось что-то похожее на страх, тем не менее она спокойно произнесла:
