Собственно, притянуть их ни за что нельзя, и того кекса они
в глаза не видали, но то, что вся эта история мутна и дурно попахивает, — это
точно. Это к гадалке не ходи!..
Может, отпуск взять?.. Ну… пока все не рассосется. Уехать на
Волгу, в Саратов, и там рыбешку половить да в местном баре девчонок поснимать?
А что? Неплохая идея!
Сию неплохую идею он моментально изложил Бэзилу и получил в
ответ черную неблагодарность.
Бэзил, вместо того чтобы возликовать, сообщил Алексу, что
тот «чукча нерусская» и что они должны не в отпуск ехать, а как-то себя… «обезопасить».
Как именно, Бэзил не знал.
— Пошли к Константинову, а? — жалобно попросил Алекс. — Ну
пошли! Мы ему все расскажем. А он что-нибудь придумает!
— Ты чего? Заболел? Константинов первый мамкин прихехешник!
Он сразу к ней ломанется, и все, будь здоров! Нельзя нам к нему идти!
— Тогда, может, в ментуру?
— Сдурел совсем! Какая тебе ментура?! Вот менты-то уж точно
решат, что кекса мы завалили!
И они замолчали и уставились в разные стороны. Какая-то
птичка присела на ветку, отряхнула капли вчерашнего дождя, покопалась у себя
под мышкой, под крылом, встопорщилась и была такова.
Бэзил Gotten птахе позавидовал. Вот уж воистину не знает она
ни заботы, ни труда, чирик — и нету ее, улетела! Куда бы Бэзилу улететь, да
так, чтобы никто его не нашел?!
Поднялся и опустился шлагбаум — какая-то машина заехала на
асфальтовый пятачок, который в редакции шикарно называли «паркинг». Как все
«паркинги» в центре Москвы, был он крошечный и неудобный, машины стояли в один
ряд, кроме того, ровно три четверти мест было «абонировано» начальством, а из
оставшихся два были «гостевыми». Поставить машину на «паркинг» считалось в
коллективе большой удачей. Из машины вышла секретарша Марьяна, покопалась в
салоне, выставив на обозрение идеальную попку, обтянутую идеальной черной юбкой,
переступила ногами.
Бэзил Оойеп вздохнул печально.
…нет, ну почему — как клевая девчонка, так всегда мимо
кассы, а?! Нет, ну вот почему в мире такая несправедливость наблюдается?!
Марьяна обошла свою машину, открыла и закрыла багажник —
зрелище еще печальнее, потому что открылся превосходный обзор Марьяниной
задницы, — и канула за елочки. Там пролегал короткий путь к редакционному
крылечку, знаменитому на всю Москву дверной ручкой. Ручка была бронзовая, в
виде человеческой руки, показывающей фигу. Что именно хотел сказать дизайнер,
присобачивший такую ручку на дверь солидного и процветающего издания, так и
осталось загадкой, но крутым хакерам она очень нравилась. Время от времени они
сообщали друг другу, что «вот было бы круто, если бы вместо руки был пениc»!
— Значит, так, — неожиданно басом сказал рядом Алекс Killer,
— будем выжидать. Нет, а чего такого-то?! Нет нас и не было ни в каком Питере!
И никто не докажет, что ту голосовую программу я писал! Да мы и не знаем, пошла
она в дело или не пошла!
— Да сто пудов пошла, как же она не пошла, когда нас
специально под это дело в Питер…
— Этого мы не знаем, — перебил его Алекс. — И вообще сидим
тише воды, ниже травы, пятаки не высовываем!..
— А если мамку посадят?
— Да мамка сама разберется, она тертая! Самое главное, чтобы
нас не припекли, а на остальное… — и Алекс, не будучи покладистым котенком и
мышонком, развесисто сформулировал, что именно нужно сделать «с остальным».
Бэзил Gotten ни в чем не был согласен со своим напарником,
но решил не спорить — место было уж больно неподходящее. Еще какая-то машина
остановилась недалеко от стоянки, и Бэзил все время на нее косился.
Ну и ладно. Если Алекс козел, так пусть и дальше козлит, а Бэзил
еще подумает, как он может себя «обезопасить». В конце концов, он и сам может
пойти и сдаться, Алекс для этого ему вовсе не нужен.
Совершенно упавшие духом, но старающиеся бодриться, они
побрели к редакционному крылечку, и даже фига их не вдохновила, и ни один из
них и не вспомнил о том, что «было бы клево, если б вместо нее был пенис».
Некоторое время перед входом в редакцию ничего не
происходило, а потом открылась дверь той самой машины, которая остановилась
недалеко от стоянки. Дверь открылась, и из нее вышел человек.
Самый обыкновенный человек в костюме и с портфелем — таких
костюмов и портфелей в редакции было великое множество.
Помахивая портфелем, человек дошел до «восьмерки» Алекса
Killer Кузяева, быстро оглянулся по сторонам и вставил в замок блестящую
штучку.
Некоторое время она не хотела поворачиваться, скрежетала и
за что-то цеплялась. Насвистывая сквозь зубы, человек продолжал свои попытки.
Железка вдруг вгрызлась поглубже, провернулась, и дверь как будто ослабла. Не
торопясь, человек убрал свою железку в карман, поставил портфель на мокрый
асфальт, еще раз оглянулся и открыл дверь. Машинное нутро, как перегаром,
дохнуло на него застарелой сигаретной вонью, запахом прокисшей еды, должно
быть, еще юношеским потом от какого-то барахла, кучей сваленного.
Человек поморщился. Лезть в машину было неприятно, как
ночевать в кибитке монгольского кочевника.
Впрочем, он все сделает быстро. С некоторым усилием откинув
переднее кресло, благословляя всех инженеров-механиков, сконструировавших такую
прекрасную машину с таким прекрасным передним креслом, он покопался в куче
барахла, сваленного на заднем сиденье.
Там не было того, что он искал. Человек несколько секунд
подумал. Он никуда не спешил, и это было странно, ибо занимался он делом
совершенно противоправным — обыскивал чужую машину.
Внимательным взглядом он окинул салон, слегка поморщился,
когда глазами наткнулся на смятые бумажные пакеты, и одним пальцем поддел
крышку «бардачка». Оттуда лавиной хлынул всякий мусор, конфетные фантики,
скомканные бумаги, а напоследок съехали компакт-диски в прозрачных
пластмассовых коробках и вообще без коробок. Человек нагнулся и стал перебирать
их. Некоторые он отбрасывал сразу, а другие внимательно изучал.
На одном из дисков жирным черным маркером было коряво
написано: «С-бург, заказ, май». Человек усмехнулся, интуиция его не подвела,
аккуратно спрятал диск во внутренний карман пиджака, захлопнул дверь, даже
подергал ее, проверяя, закрылась ли, поднял с асфальта свой портфель и зашагал
по своим делам.
* * *
От тишины можно было сойти с ума.
Мелисса Синеокова сидела на кровати и думала так: как бы мне
не сойти с ума.
Что я буду делать, если вдруг здесь я рехнусь? Или умру? Вот
что мне делать, если я тут умру?
Тишина была убийственной. Она тоненько звенела в ушах,
дрожала внутри головы, и первый раз в жизни Мелисса Синеокова поняла, что такое
слуховые галлюцинации, когда звук рождается внутри черепа и мозг понимает, что
этого звука нет, а уши слышат лавину, грохот, обвал!
