— А вы… где учились?
— В университете.
— Нет, вот этому, — и он кивнул в спину официантке,
уносившей Лерин заказ, — как производить впечатление на мужчин в ресторане.
Полянский усмехнулся. Он заказал салат «Столичный» и котлету
по-киевски, а посему непонятно было, как именно он усмехается — с гордостью за
Леру или с презрением к ней.
— Этому, уважаемый Андрей, научиться никак нельзя. Это само
приходит. В процессе, так сказать, жизни. Или не приходит.
Боголюбов вытащил хлеб из корзинки и стал жевать, отрывая
куски ровными белыми зубами. На пальцах у него осталась белая и тонкая, как
пыль, мука, и он старательно вытер пальцы о льняную скатерть.
— Напрасно вы так уж стараетесь, — сказал он, прожевав. —
Нам с вами детей не крестить, жениться я на вас не могу, уже женат, а так… Чего
же попусту бисер перед свиньями метать?..
Лере принесли ее порто, и она сделала осторожный глоток.
— Хорошо, — сказала она. Порто был отличный. — Только вы
тоже особенно не утруждайтесь. Если хотите что-то сказать, говорите, а нет, так
я съем свой суп и пойду. У меня подругу угораздило здесь заболеть.
— Подругу?
— Мелисса Синеокова — моя подруга, и она заболела.
— Это которая… то ли на телевидении, то ли на радио, да?
Такая высокая?
— Она пишет детективы.
Боголюбов еще отломил кусок хлеба.
— Я всякий мусор не читаю. Времени жаль. Но вполне готов
уважать вашу подругу и ее тяжелую болезнь. Продолжительную?
— Да нет, пока не слишком.
— Ну и слава богу. Валерия Алексеевна, — он замолчал,
подождал, пока официант расставит перед ними салаты и закуски. Официант
расставлял долго, очень старался, чтобы было красиво и «достойно».
Руккола изумрудной горкой, салат «Столичный»
торжественно-советской майонезной кучкой, русские блины на широкомордой
купеческой тарелке и разная икра в вазочках.
Боголюбов, проигнорировав многочисленные ножи и вилки, взял
блин рукой, свернул и откусил половину его, как отрезал.
Лера с отвращением смотрела, как двигаются мощные челюсти,
словно у бульдога.
— Я хотел вам вот что сказать, — начал он, прожевав, —
Садовников, покойник, никакие контракты с вами подписывать не собирался и
никакое стратегическое партнерство на будущих выборах не планировал. Это я вам
точно говорю.
— Откуда вы знаете?
— От верблюда, — сказал Боголюбов, кончиком ножа подцепил из
вазочки икру и заел ею блин.
Лера подумала, что сию минуту швырнет ему в голову
хрустальную мисочку со льдом. Она даже представила себе, как лед пополам с
икрой потекут по его физиономии. Ах, как бы это было замечательно — швырнуть.
Полянский пожал плечами:
— Лера, кажется, мы теряем время, а у нас еще очень много
дел. Мы просим извинить нас, господин Боголюбов, но нам некогда разгадывать
ваши шарады. У нас самолет скоро.
Такая неожиданная поддержка со стороны утонченного тезки
великого режиссера сразу успокоила Леру, и видение Боголюбова с вазочкой для
льда на голове перестало маячить у нее перед глазами.
Боголюбов помолчал.
— Да ладно, — сказал он наконец, — прошу меня извинить, или
как говорят в таких случаях в вашем кругу?..
— В каком таком кругу? — уточнила Лера.
Боголюбов ничего не ответил, и стало ясно, что некое
испытание, которое он зачем-то им устроил, закончено и можно наконец переходить
к делу.
— Так с чего вы решили, что Садовников не собирался
подписывать договор с нами?
— Потому что он уже подписал его со мной.
Лерина вилка стукнула о фарфор.
Полянский перестал жевать салат «Столичный».
Голуби замерли за стеклом.
Официанты окаменели в причудливых позах.
Мир остановился.
— Что? — переспросила Лера и посмотрела на свою стукнувшую
вилку. — Что?
Мир ожил, и задвигался, и задышал, но это был уже не тот
мир, в котором Лера заказывала себе салат из рукколы и рюмку порто, а какой-то
другой. Совершенно незнакомый.
— То, что слышали, — миролюбиво сказал Боголюбов. —
Несколько дней назад в обстановке строгой и чрезвычайной секретности господин
Садовников подписал со мной договор. Хотите посмотреть?
— Хочу, — хрипло сказала Лера.
— Тогда добро пожаловать в мой офис. С собой у меня бумаг,
естественно, нет, но, если на самом деле хотите, я вам его покажу. Так уж и
быть.
Лера посмотрела на Полянского. Полянский посмотрел на нее.
Саша Константинов, первый друг и советчик, где ты?..
Боголюбов свернул второй блин, зачерпнул им икру и отправил
в рот.
— Зачем вы мне это рассказали?
— Затем, что у вас неприятности, — безмятежно сообщил
Боголюбов. — Причем крупные, насколько я могу судить. Я вполне допускаю, что
Садовникова вы не заказывали, но ситуацию вы точно не контролируете. Я просто
хотел вас предупредить.
— Зачем Садовников сегодня встречался со мной, если у него
на руках был подписанный договор с вами?
— Откуда же мне знать, голубчик? — воскликнул Боголюбов
тоном деревенского фельдшера. — Откуда мне знать?!
— А откуда вы узнали, что он со мной сегодня здесь
встречается?
Боголюбов посмотрел на нее. Он смотрел все время только на
нее, вовсе игнорируя Полянского.
— От Садовникова.
— А зачем Баширову нужно было присутствовать при нашей
встрече?
— Вы себе льстите, по-моему, — невозмутимо жуя, сказал
Боголюбов. — Какое может быть Баширову дело до вас и вашей встречи с кем-то
там?! Вот про себя я могу точно сказать, что я приехал специально, чтобы
посмотреть, как Герман станет морочить вам голову.
— Для чего вы хотели на это смотреть?
— Унижение врага, — сказал Боголюбов наставительно, — почти
смерть врага. Наслаждение для усталых глаз.
Лера Любанова стиснула кулачок и посмотрела в окно. Вечернее
солнце отражалось от стекол домов на той стороне проспекта, и чувствовалось,
что там, за окнами, очень хорошо, приветливо, ясно.
Там Балтика, весна, невский ветер.
А здесь, внутри, — противно и гадко.
— Кто убил Садовникова?
