– Откуда ты узнал, что Гаврила Романович в прошлом
коллекционер?
– Позвонил Монахову и спросил. Кстати, они продолжают
настаивать на смотринах. Ты как? Переживешь?
Она вдруг взяла у него из рук пузатую бутылку, приткнула на
стол, примерилась и бросилась ему на шею.
– Переживу, – прошептала в самое ухо. – Но что дальше,
Володя? Что нам делать дальше?
– Дальше? – Он удивился. – Ничего. А что мы должны делать?
– А что будет… с ними? Они же… убийцы!
– Убийцы, – согласился Архипов и прижал ее потеснее. – С ним
делать ничего не нужно, все уже сделалось.
– Как?!
– Так.
– Что ты сделал?!
– Я сдал его Добромиру. Вместе с супругой.
– Что… что ты сделал?
– Направил в “природу”, – объяснил Архипов, морщась. –
Вернее, мы направили вдвоем с Магомедовым. Мы Добромиру, даже не столько ему,
сколько мстительной Инге Евгеньевне, изложили, в какую кашу их втянул почтенный
старец, какой ущерб нанес их бизнесу, убил их юриста и всякое такое. И
предложили его квартиру вместо Лизаветиной. Гуня под тяжестью обвинений
согласился отписать квартиру секте.
Маша что было сил отпихнула Архипова от себя.
– Ну да, – сказал он терпеливо, – вместе со всей
обстановкой, естественно. Взамен Гаврила Романович получил дом под Вилюйском.
Сто пятьдесят верст от человеческого жилья. Население – полтора десятка бывших
зэков. Доставят его туда под личным присмотром Инги Евгеньевны. Наверное, уж
доставили. Все лучше, чем тюрьма. Я только просил Добромира квартиру приличным
людям продать. Хватит с нас… интеллигентных пенсионеров.
Маша смотрела на него с изумлением, а потом медленно
покачала головой:
– А тетя как будто все заранее знала. Господи, да если бы
она тебе не оставила эту квартиру!
– Это точно, – согласился Архипов серьезно. – Она знала.
В замке завозился ключ, потом послышались какие-то тяжелые
прыжки, приглушенный голос и потом топот.
В гостиную вбежал Тинто Брасс и сразу сунулся к Архипову. В
дверях воздвигся Макс Хрусталев. На кулак у него была намотана блестящая цепь.
– Вы чего это?
– Чего? – уточнил Архипов.
– Мрачные какие-то.
– Мы веселые, – возразил Владимир Петрович.
– А мы того… будем?
– Чего?
– Ужинать будем?
Тинто Брасс закатил глаза.
* * *
На ночь Архипов почитал немного Гектора Малафеева, и оттого
под утро ему привиделся гадкий сон. После мужской природы понесло бедолагу
Гектора в рассуждения о России – мать ее! – в коих увяз он совершенно и
Архипова взбаламутил.
Проснулся Владимир Петрович среди ночи и некоторое время
лежал в полной растерянности.
Маша спала рядом. И это было хорошо – единственное, что, как
выяснилось, могло Архипова успокоить после разных трудных разговоров,
сдобренных рассуждениями Гектора о России, это как раз ее легкое и веселое
тепло рядом с ним.
Все хорошо. А то “холостяцкий флэт”, будь он неладен!
За окнами светлело, и хотя утро было все еще серым, очень
ранним, как-то угадывалось, что впереди жаркий и длинный летний день, с желтым
солнцем и синим небом.
– Как рада я, что все теперь в покое, в гармонии великой
пребывает, – доверительно сказала Лизавета. – Почти надежду потеряла я, и
обрела ее я снова лишь недавно!
Архипов стремительно сел в постели. Одеяло свалилось. В
голове зашумело от резкого движения.
– Володь, ты что? – пробормотала рядом сонная Маша.
Лизавета сидела в кресле, которое Архипов поставил вместо
матраса, отданного Максу. Тинто Брасс спал рядом на круглой подушке и даже не
думал просыпаться.
– Три плана бытия в один слились, добра пространство образуя,
– провозгласила Лизавета и погрозила Архипову пальцем. – И все же лучше вернуть
вам одеяло вновь на место, родительские взоры не предназначены для выросших
детей!
Архипов суетливо потянул на себя одеяло. Маша открыла глаза
и уставилась ему в лицо.
– Ты ничего не слышал? – шепотом спросила она.
– Конечно, слышал, он же не глухой! – довольно раздраженно
заметила Лизавета. – Глухой не слышит очевидного, ведь люди подчас о чудесах
мечтают, когда все чудеса в одном помещены сознанье!
Архипов застонал.
Маша подскочила как ужаленная и уставилась на Лизавету,
прижимая к бледной груди свою часть одеяла.
– Тетя? – проговорила она, закрыла глаза и опять открыла. –
Тетя, вы же… Как же…
– Зря вы позволили себя отравить, – сказал Архипов громко. –
Или вы ни о чем не догадывались?
– Догадки глупые одно, а жизнь – совсем другое. И не всегда
нам в жизни удается мгновенно все понять, проникнуть в суть вещей.
– Не надо вам было никуда проникать. Вы просто забыли об
осторожности.
– Володя.
На этот раз Маша закрыла лицо ладошками, а потом отняла их и
взглянула на Лизавету.
– Тетя, вы вправду… здесь?
– Я здесь, и где ж мне быть еще? Я ненадолго, посмотреть на
вас пришла, сказать, что счастлива, что так все разрешилось. Приветы передать…
– Какие еще приветы? – изумился Архипов.
– От матушки и батюшки от ваших, – выдала Лизавета. – Узнали
лишь, что к вам я собираюсь, тотчас просили всяческую передать любовь, и
чувства лучшие, и светлые порывы!
– Порывы? – переспросил Архипов. Сердцу стало холодно. – Это
мои родители так сказали – порывы?
Лизавета сконфузилась.
– По правде говоря, они не так сказали. Они сказали, что все
совсем не так, как снизу представляется живущим. Чтоб вы обиду отпустили им,
остаться не могли они надолго. Теперь, узнав о ваших переменах, они уж больше
не тревожатся за вас и радуются, что печаль уходит.
– Тетя! – вдруг вскрикнула Маша радостно. – Тетя так вы не…
– Конечно, умерла, – отрезала Лизавета. – И, честно говоря,
обратно мне совсем не хочется пока, а там посмотрим…
– Я правильно все понял? – спросил Архипов.
– Ну конечно! Ваших мыслей быстрокрылые орлы до цели
правильной домчались молниеносно! Спасибо, обещаний не забыли, все в точности
исполнили и девочку мою спасли, которую без меры я люблю.
