Предусмотрели все. Обряд венчания – “союз двоих, скрепляющий
сердца младые”. Обряд крещения – “в лесу, среди цветов и трав, свое дитя мы
посвящаем богу”. Обряд похорон – “не место скорби тут, ибо бессмертен дух, а
плоть собою недра осеняет”…
Осеняет недра, черт побери все на свете!..
Все это Архипов подробнейшим образом изучил. Воздал должное
“ритуалу брачной ночи”, согласно которому молодые вовсе не должны предаваться
гнусным плотским утехам, а, сидя под звездами, мечтать о будущем ребенке. Утехи
дозволялись только после того, как ребенок оказывался хорошенько обдуман, так
сказать, со всех сторон. Согласно “ритуалу”, этот самый ребенок непременно
должен получиться с первого раза, таким образом отпадала необходимость в
дальнейшем разврате. Если не получался, следовало продолжать обдумывание.
У-уф!..
Тут Архипов заподозрил, что кто-то из них импотент – то ли
Добромир Безсмертный, то ли господин Ослов, а может, и оба сразу. И опять
подивился невиданной ловкости – так, сразу, одним приемом, обезопасить себя от
любых дамских притязаний, раз и навсегда решить проклятую проблему – я ничего
не могу, но это не плохо, а хорошо.
Давайте снизим потребности и будем жить весело.
Поменяем минус на плюс с ловкостью чрезвычайной. Заниматься
здоровьем трудно и дорого, признаваться в своих проблемах – мучительно. Не надо
заниматься и признаваться! Надо убедить всех – себя прежде всего! – что все
дело в том, чтобы “правильно думать”, непосредственно же “утехи” – гадость,
гадость!
Анатолий Петрович, по совместительству Добро-мир, большой
шутник!
Все это было отчасти забавно, отчасти глупо до
невозможности, но нигде: ни на каких секретных сайтах, ни в выступлениях, ни в
ритуалах, ни в обрядах – не поминались ни ножи, ни деревянные круги.
Лизавета тогда сказала Архипову, что, если круг использовался
для каких-то обрядов темными силами, значит, его приготовили еще для какого-то
жуткого обряда.
А символы на ноже? У Добромира никакие символы не
использовались, у него сверху донизу шла сплошная сладкая “природа” – лужайки,
цветы, травка, волк целует ягненка, хрустальные озера, голубые небеса, райские
сады.
Ни про символы, ни про ножи ни слова.
Вот черт побери!
Или во всей этой ерунде присутствует еще какая-то
“религиозная организация”?! Стало быть, их уже две?! И обе посягали на
Лизаветину квартиру?! Только одна – в лице Добромира – атаковала, так сказать,
с фланга, а вторая – кому принадлежит круг и нож – с тыла?!
Или все, что сумел раскопать Архипов, – это просто вывеска,
фасад, а на самом деле “Путь к радости” прикрывает каких-то запрещенных идолопоклонников,
сатанистов или кого там еще…
В полвосьмого ушла Катя. Архипов все ковырялся в документах,
договорах и счетах.
Чтобы отбить Машу Тюрину, требовалась какая-нибудь серьезная
угроза, а чем пригрозить Добромиру, Архипов пока не придумал. Налоговой
полицией? Разоблачением в печати? Ерунда, не годится.
Тогда чем?
В полдесятого начальник компьютерного отдела Сережа привел
совершенно ошалелого Макса Хрусталева, про которого Архипов позабыл.
– Вот, – сказал он у распахнутой двери и показал на Макса, –
я… могу домой уйти?
Про то, что Архипов просил его “зайти”, он позабыл, конечно
же.
– Иди, – разрешил Архипов.
Ему было смешно, что он всех видит насквозь – эдакий старый
мудрый прозорливец.
– Здрасти, – неожиданно поздоровался с Архиповым Макс.
– Будь здоров, – отозвался тот.
– До свидания, Владимир Петрович, – освобождение попрощался
Сережа.
– Пока.
Напоминать ему про то, что он должен был “зайти”, Архипов не
стал на ночь глядя. Завтра успеется. Народная мудрость номер семь – никогда не
беги впереди паровоза.
– Садись, – предложил Архипов Максу. – Есть хочешь?
Макс энергично помотал головой – нет, не хочет.
– Сейчас домой поедем.
– Там собачка ваша… скучает, наверное, – уважительно
проговорил Макс.
– У меня не собачка, а собака, – поправил Архипов рассеянно
и стал смотреть в монитор. – Сегодня я видел твою сестру.
– Маньку?! – поразился Макс. – А где… она? Дома, что ли?
– Во вражеском плену она.
– Чего?
– Ничего.
– А если она… того… в плену, то чего вы здесь сидите?
Архипов разозлился:
– А что я должен делать? В атаку пойти?
– Чего?
– Ничего.
Жаль, что у него нет мустанга и “смит-вессона”. Вот и
мальчишка считает, что он не должен “здесь сидеть”, а обязан предпринимать
какие-то активные действия.
Какие, черт побери, действия?! У него даже шантаж как
следует не складывается!
Телефон на столе зазвонил так неожиданно, что Архипов сильно
вздрогнул. Нервным стал за последнее время.
Горела кнопка вызова под номером один – Расул Магомедов.
– Привет, – сказал Архипов, нажав кнопку.
– Я готов, – весело сообщил Расул. – Приходи, я тебе покажу.
– Иду. Пошли, Макс. – Архипов поднялся и машинально потер
позвоночник, который лишь слегка потягивало.
– Куда?
– Тут недалеко.
В кабинете Магомедова висело сизое внутри и белое по краям
облако табачного дыма и пахло, как в третьесортном баре. Количество кружек на
столе увеличилось вдвое, и вместо одной переполненной пепельницы стало три.
Внутри облака тускло светился монитор и сидел Расул. Когда
Архипов вошел, он как раз закуривал.
– Хорошо у тебя, – похвалил Архипов, – уютно.
– Это кто?
– Это Макс Хрусталев, брат… героини.
– Шурин, значит, – быстро сообразил Магомедов.
– Я не Шурин, – пробормотал Макс, – я Хрусталев.
– Смотри, – сказал Архипову Расул, которому надоела игра в
“вожака стаи”. – Деньги они делят на троих. Причем то, что получается от
видеокассет, песен и народного творчества, лежит в Сбере. С них платятся
налоги, зарплаты сотрудникам… кстати, знаешь, сколько у них сотрудников?
– Двадцать семь человек.
– Точно. В юридической службе, где работал твой покойник,
почти десяток. Остальные организуют встречи, фестивали, семинары и круглые
столы.
