Она пожала плечами.
— Я как-то не прониклась остротой ситуации.
Я сделал серьезное лицо.
— Сигрид, ручаюсь вам: мы должны бежать отсюда сегодня ночью, иначе завтра нам обоим конец.
— Даже принимая вашу игру, — рассмеялась она, — я не могу заставить себя испугаться. Моя жизнь так мало значит. Что с того, если я умру?
— А если умру и я?
— Я думаю, вы знаете, что делаете.
Шутила она или поняла, что мое предупреждение серьезно?
— Мне кажется, над вашей виллой тяготеет проклятие лени.
— Вы не представляете, до чего это верно, — кивнула она. — Как вы думаете, почему я силком вытаскиваю себя отсюда каждое утро и возвращаюсь только вечером? Потому что иначе меня одолевает эта лень, а она здесь до того сладостна, что просто непонятно, с какой стати ей противиться.
— Почему же вы противитесь?
— А почему Улисс и его люди бежали от острова Лотофагов?
— Вот именно, я всегда считал, что зря. Особенно если вспомнить, какие перипетии их ожидали! А ведь могли бы остаться с теми счастливцами в сладкой дреме до конца своих дней!
— Но тогда Улисс не вернулся бы к Пенелопе.
— У вас, насколько я понимаю, этой проблемы нет.
— Поставим вопрос иначе. Почему бы мне не уходить каждое утро?
— Чтобы оставаться со мной.
Она звонко рассмеялась.
— Вам наскучит мое общество.
— А кто говорит об обществе? Я не требую, чтобы вы были постоянно рядом. Мне нужно просто ваше присутствие: слышать вас, чувствовать, что вы здесь, на вилле.
«Не говоря о том, что это обеспечит мне защиту», — добавил я про себя.
— Как бы то ни было, вы же не поселитесь здесь на сто лет и три года, — сказала она.
— Разве вам бы этого не хотелось?
— Хотелось бы. Но я знаю, что это неосуществимо.
— А предположим, я решу остаться, что, по-вашему, произойдет?
Она озадаченно посмотрела на меня:
— Разве ваши коллеги не явятся за вами?
— Вы думаете?
— Мне так кажется. Если я правильно поняла, вы над собой не хозяин.
— А предположим, я здесь скрываюсь?
Немного помедлив, Сигрид произнесла очень серьезно:
— Если бы вы здесь скрывались, я бы вас не выдала.
Этими словами она как бы скрепила наш договор.
— Что бы вы предпочли? Уехать завтра далеко отсюда со мной или спрятать меня на вашей вилле?
— Куда уехать?
— Мы отправились бы на машине в Данию, а оттуда через острова добрались бы до Швеции.
Казалось, она готова поддаться искушению. Меня слегка трясло. Подумав, она ответила:
— Я предпочту остаться. Будем прятаться.
«Смелая крошка», — подумал я.
— Надеюсь, я вас не разочаровала, — добавила она, — мне бы хотелось быть дома, когда вернется Олаф.
О нем-то я и забыл!
— Вы не бойтесь: когда он будет здесь, я даже от него вас спрячу.
Бояться? Мне ни капельки не было страшно.
— Почему вы готовы на это для меня? — спросил я.
— Вы первый, кто проявил ко мне интерес. Такого интереса не проявлял ко мне даже муж.
— Значит, завтра утром вы никуда не уйдете? Будете охранять мой покой?
— Вы действительно этого хотите?
— Да, — кивнул я, чувствуя себя ребенком, упрашивающим мамочку остаться с ним.
— Хорошо.
Я расплылся в улыбке. Тут она вдруг встревожилась:
— А что я буду делать весь день?
— То же, что мы делаем сейчас.
— Мы ничего не делаем.
— Неправда. Мы пьем.
Сигрид наполнила бокалы и покачала головой:
— Так и будем все время пить?
— Пить превосходное шампанское: лучшего занятия не придумаешь.
— И сколько недель вы намерены так прожить?
— Вечно.
— Что же с нами станет?
— Поживем — увидим.
___
На следующий день началась наша новая жизнь.
Я проснулся поздно, всю ночь проспав возмутительно крепким сном. Немного понежился в постели, спрашивая себя, ради удовольствия пощекотать нервы, сдержала ли Сигрид обещание. Потом принял душ, надел халат и спустился вниз. В кухне Сигрид протянула мне чашку кофе.
— Вы здесь, — сказал я с такой нескрываемой радостью, что она просияла.
— Ведерко с шампанским ждет нас в гостиной.
— То есть я один так долго сплю?
— Нет. Это тоже входит в проклятие виллы. Я каждый вечер завожу будильник, иначе вставала бы чудовищно поздно, уподобившись Бисквиту.
— А я решил, что Бисквит отныне станет моим гуру.
— Если пожелаете, шампанское будет и в его миске.
Я вспомнил, что гостиная хорошо видна с улицы, и Сигрид перенесла ведерко в кухню.
— Когда мы начнем? — спросила она.
— В одиннадцать. У шампанского есть один недостаток: утром спросонья оно идет плохо.
— Вы пробовали?
— Да, как и вино, и виски, и водку, и пиво — ничего не пошло.
— Пиво с утра? Зачем вы пробовали такой ужас?
— Вы правы, это было хуже всего. Только из преклонения перед Буковски. Он просыпался, не успев протрезветь, и сразу же высасывал бутылку пива. Я пытался подражать ему, но быстро сломался. Он-то был герой.
— Алкоголик, вы хотите сказать.
— Герой алкоголизма. Он пил, можно сказать, отважно. Заливал в себя лошадиные дозы напитков мерзейшего качества и писал после этого дивные страницы.
— Вы тоже хотите писать?
— Нет. Я хочу быть с вами.
— Хотите посмотреть, куда заведет нас алкоголизм?
— Если пить только шампанское, алкоголиком не станешь.
Сигрид посмотрела на меня скептически.
Ровно в одиннадцать она откупорила «Вдову Клико». От первых же глотков меня парализовало наслаждение. Оставалось только молчать и закрыть глаза, чтобы все существо наполнилось этим блаженством.
— У вас есть одно большое достоинство, Сигрид: вы умеете пить. Это нечасто встретишь у женщин.
— Можно подумать, вы их совсем не знаете. Вы женаты, Олаф?
— Нет. Впервые вы задаете мне нескромный вопрос.
