— Ты не знаешь, что это сделал именно он, — возразил Майкл.
— Кто тебе это сказал? — пренебрежительно бросила Мэлани, ее голос так и сочился сарказмом. — Она не расплакалась прямо над салатом? Или подождала, пока закончит трапезничать, чтобы сообщить тебе, что прокурор допустил чудовищную ошибку?
— Ничего она не говорила, — спокойно ответил Майкл. — Даже если… даже если… — Он не мог заставить себя произнести эти слова. — Все равно она ни в чем не виновата.
Мэлани покачала головой.
— Ты идиот. Разве ты не понимаешь, на что способна мать, чтобы защитить своего ребенка? — Она взглянула на мужа. Ее ноздри раздувались, губы побелели. — Майкл, именно это Гас и делает. Больше мне нечего тебе сказать.
В субботу планировалось, что Кейт с Джеймсом отправятся в «Золотую пальму» вместе, а Гас присоединится к ним после свидания с Крисом. Джеймс и Кейт уже полчаса сидели за со вкусом сервированным столом, когда официант подошел к ним в третий раз.
— Может быть, — предложил он, — вы начнете, а остальные потом подойдут?
— Нет, папа, — нахмурилась Кейт. — Я хочу дождаться маму.
Джеймс пожал плечами.
— Подождем еще несколько минут, — сказал он.
Он сгорбившись сидел на стуле, наблюдая, как Кейт играет с нежными лепестками орхидеи, которая украшала центр стола.
— Она всегда опаздывает, — пробормотала Кейт себе под нос, — но обычно не так сильно.
В крошечный зал ворвалась Гас. Ее пальто из верблюжьей шерсти упало на руки метрдотеля, а сама она поспешила к их столику.
— Прости меня, — извинилась она, наклоняясь к Кейт. — С днем рождения, дорогая! — И она поцеловала дочь. — Джеймс… — едва кивнула Гас мужу, занимая свое место, и повернулась к официанту: — Обычной воды, пожалуйста. Я не голодна.
— Ты не хочешь есть? — удивился Джеймс. — Уже время обеда.
Гас опустила глаза.
— Я перекусила по дороге, — сказала она в оправдание. — А теперь расскажи, — обратилась она к Кейт, — каково быть пятнадцатилетней?
— Папа сказал, — заулыбалась Кейт, — что, если ты разрешишь, я могу проколоть уши. Сегодня. После обеда.
— Замечательная идея! — воскликнула Гас, поворачиваясь к мужу. — Ты ее отвезешь?
Он не сразу понял просьбу жены, потому что принюхивался к ароматам, которые она внесла с собой в душный зал ресторана: морозный запах снега с улицы, яблочного ополаскивателя для волос и едва слышный запах духов. Но было что-то еще, что-то глубокое и тропическое, чего он не мог назвать… Что это?
— Так отвезешь? — повторила свою просьбу Гас.
— Куда?
— Отвезешь Кейт к ювелиру? Уши, — напомнила Гас, дергая собственные мочки. Ее лицо порозовело. — Я сама… не могу. Нужно вернуться к Крису.
— Ты только что оттуда, — заметил Джеймс.
Он не верил, что подобное возможно, но щеки Гас стали еще пунцовее.
— Сегодня есть дополнительные часы для свиданий, — объяснила она, разглаживая на коленях салфетку. — Я обещала Крису, что приеду.
Джеймс вздохнул и повернулся к дочери.
— После обеда поедем в ювелирный, — пообещал он.
Снова обернулся к жене, чтобы спросить, зачем она вообще утруждала себя и ехала в ресторан, если собирается возвращаться в тюрьму, но его опять остановил запах. Он понял: что-то изменилось. Когда она возвращалась домой после свиданий с Крисом, от нее всегда пахло тюрьмой, и этот спертый запах оставался на одежде и коже, пока не искупаешься или не постираешь. Она уверяла, что ездила сегодня к Крису, но тюрьмой от нее не пахло. Вместо этого пахло чем-то другим — чем-то экзотическим, и внезапно Джеймс узнал этот сладкий, возбуждающий запах лжи.
Крис сидел ссутулившись на стуле, пытаясь не злиться на мать, но это ему плохо удавалось. Нельзя сказать, что он с нетерпением ждал с ней свиданий, — он, насколько мог, пытался оставаться к ним равнодушным, потому что, если себя не накручивать, в дни между свиданиями жизнь казалась не такой уж паршивой. Тем не менее сегодня в 10.45 он был у себя в камере, а именно в это время всегда приходила мама. Он ждал, ждал, и только часа в два его вызвали в комнату свиданий.
— Что случилось? — прошептал он.
— Прости, — извинилась мать. — Мы сегодня праздновали день рождения Кейт, ездили в ресторан.
— И что? — мрачно поинтересовался Крис. — Ты не могла прийти до обеда?
— Откровенно говоря, — призналась Гас, — у меня была назначена более важная встреча.
Более важная встреча? Крис нахмурился и сгорбился еще сильнее. Где, черт возьми, она думает, что находится, в гостиной девятнадцатого века? Какие встречи могут быть важнее, чем свидание с собственным сыном, который гниет в тюрьме?
— Крис, — окликнула мама, касаясь ладонью его лба. — Ты опять заболел?
Он отшатнулся.
— Я здоров.
— Ты ведешь себя так, как будто болен.
— Да что ты! А как мне, по-твоему, себя вести, если я застрял в тюрьме еще на три месяца, пока жюри присяжных соберется, чтобы упечь меня сюда пожизненно?
— В этом все дело? — спросила Гас. — Ты нервничаешь из-за суда? Потому что я могу тебе сказать…
— Что, мама? Что ты мне можешь сказать? — Он отвернулся, лицо исказила гримаса отвращения. — Ничего.
— Что ж, — продолжала Гас, — мы с Майклом считаем, что у Джордана хорошие шансы.
Крис откровенно рассмеялся.
— Я тебя умоляю! Слушай Майкла. Скорбящий отец потерпевшей.
— Ты не имеешь права так говорить. Он изо всех сил старается тебе помочь. Ты должен быть ему благодарен.
— За то, что сначала обвинил меня в убийстве?
— Он тут ни при чем. Дело возбудил штат, а не Голды.
— Господи, мама! — удивился Крис. — Ты на чьей стороне?
Гас несколько секунд пристально смотрела на сына.
— На твоей, — наконец произнесла она. — Но Майкл все-таки решился быть свидетелем со стороны защиты, а это очень хорошая новость!
— Он сам тебе об этом сказал? — спросил Крис уже более оптимистично.
— Сегодня, — ответила она.
При этих словах Крис с сомнением прищурился.
— Когда это?
— Я встречалась с ним сегодня утром, до того как поехать пообедать с Кейт, — призналась Гас, вздернув подбородок. — Мы обедаем с ним по субботам, когда оба приезжаем тебя навестить.
Спина Криса напряглась, когда он осознал, почему мама сегодня опоздала на свидание, и отвернулся, чувствуя в теле легкость и, как ни странно, ревность.
— О чем вы говорили? — негромко спросил он.
— Не знаю, — ответила Гас. — О тебе. О наших семьях. Мы просто… беседовали. — Она почувствовала, как в груди сердце размером с кулак забилось чуть сильнее. — Ничего такого, — ощетинилась она, прежде чем опомнилась: ей не в чем оправдываться.
