Он говорил вполне серьезно: Гектор не из тех, кто прощает стукачей.
— Да брось ты, — сказал Стив.
— Что ж, в любом случае спасибо.
Стив отвернулся и уставился в катышек на потертом рукаве своей рубашки.
— Я приготовил тебе кое-что, — как ни в чем не бывало произнес он, — на Рождество.
Крис испугался. Запаниковал. Он и подумать не мог, что здесь, в тюрьме, делают подарки.
— А у меня для тебя ничего нет, — ответил он.
— По правде говоря, — сказал Стив, засовывая руку под койку, — кое-что ты мне можешь подарить. — Он достал ужасного вида инструмент, сделанный из стержня ручки «Бик» и длинной, устрашающей иглы. — Татуировку, — прошептал он.
Крис хотел спросить, где он взял иглу: трудно было представить, что какой-то сиделец пронес ее в заднем проходе. Позже он обязательно поинтересуется, но пока на это не было времени. Татуировки в тюрьме — равно как и инструменты для ее нанесения — запрещены. Если у тебя на видном месте татуировка, к тебе тут же проникаются уважением, потому что ты осмелился выставить напоказ свои прегрешения прямо под носом у надзирателей.
На самом деле Стив дарил ему на Рождество шанс сохранить лицо.
Крис протянул руку, не зная, хочет или нет наносить татуировку, но ему хватило здравого смысла, чтобы понять: если он не хочет подхватить СПИД, нужно, черт возьми, сделать тату первым. Быстро взглянув на делавшего обход надзирателя, Стив вытащил зажигалку — еще один полученный незаконно сюрприз — и подержал иглу над огнем.
Крис поставил локоть на колено и почувствовал, как первое прижигание опалило тело. Повис странный запах, похожий на запах жареного мяса, и тут же боль пронзила его между ног. Сжав руку в кулак, он смотрел, как течет кровь, пока Стив нагревал, прижигал, вырезал. Потом он почувствовал, как Стив впрыснул в рану чернила из ручки и втер их в обожженную руку, где должен был навсегда остаться рисунок.
— Пока не помоешь, видно плохо, — сказал Стив. — Это восьмерка. — Он взглянул Крису прямо в глаза. — Но в камере нас двое.
Крис натянул рукав пониже и облизал пальцы, чтобы стереть остатки крови и чернил. Мимо камеры прошел надзиратель. Стив покрепче зажал зажигалку в руке.
— Сделай и мне, пожалуйста, — попросил он.
Руки Криса тряслись, когда он раскалял иглу и прижигал предплечье Стива. Стив дернулся, но потом напряг мышцы. Крис нарисовал круг, цифру восемь и черный фон. Потом втер в порезы чернила и тут же отдал иглу Стиву.
Их пальцы соприкоснулись.
— Это правда, — спросил Стив, не поднимая глаз, — насчет ребенка?
Крис вспомнил Джордана, который велел никому ничего не говорить. Подумал об этих схожих татуировках, которые останутся на них, словно клеймо. И о словах, что прочел вчера ночью в карцере: «Слушай глас мой, и я стану вашим Богом, а вы моим народом».
Крис пристально взглянул на своего друга, своего наперсника, своего брата.
— Да, — ответил он.
Свидание прошло отлично. Майкл встал и по привычке ждал, пока уведут Криса. Сегодня он приходить не собирался, но, увидев Мэлани на могиле, разнервничался, и ему хотелось с кем-нибудь об этом поговорить. Правда, он не стал говорить Крису — это выглядело совсем неуместным! — что приехал сюда в Рождество, чтобы облегчить душу. Если уж сегодня утром не удалось поговорить с Эмили, по крайней мере днем он смог поговорить с Крисом.
Он пожелал конвоиру веселых праздников и поспешил по лестнице на пропускник. Это был единственный выход из тюрьмы, и посетителей запирали внутри, когда они приходили навестить задержанных.
Он терпеливо стоял за женщиной в пальто из верблюжьей шерсти, волосы которой были спрятаны под пушистую вязаную шапочку.
— Да, — сказала она надзирателю, — я пришла на свидание к Крису Харту.
— Парень пользуется популярностью, — заметил тот и склонился над громкоговорителем: — К Харту посетитель.
Майкл почувствовал, как сжалось сердце, а во рту пересохло.
— Гас, — позвал он.
Женщина обернулась. Шапочка соскользнула с ее головы, и блестящая копна волос рассыпалась по плечам.
— Майкл! — выдохнула она. — А ты что здесь делаешь?
— По всей видимости, — неловко улыбнулся он, — то же, что и ты.
Несколько секунд она лишь беззвучно открывала рот.
— Ты… ты… ходишь на свидание к Крису?
Майкл кивнул.
— Хожу, — признался он. — В последнее время.
Они минуту помолчали, глядя друг на друга.
— Ты как? — спросила Гас одновременно с Майклом, который произнес: «Как жизнь?»
Оба покачали головой и улыбнулись. Щеки Гас порозовели, она оглянулась на лестницу.
— Я лучше пойду, — сказала она.
— Веселого Рождества, — пожелал Майкл.
— И тебе! Ой…
— Ничего.
— Веселой Хануки.
— И это тоже, — улыбнулся Майкл.
Гас положила руку на дверь, ведущую на лестницу, но не двигалась.
— Может быть, ты… я хотел сказать… может, хочешь выпить потом чашечку кофе?
Она улыбнулась, просияв всем лицом.
— Я бы с удовольствием, но я… Крис…
— Понимаю, я подожду, — пообещал Майкл. Он оперся о стену и перекинул куртку через руку. — Мне спешить некуда.
Часть III
Правда
Вечно было так, что глубина любви познается лишь в час разлуки. Халиль Джебран. Пророк
Полуправда опаснее лжи; ложь легче распознать, чем полуправду, которая обычно маскируется, чтобы обманывать вдвойне. Альфред Теннисон. Бабушка
Настоящее
Февраль 1998 года
Как ни крути, уважаемый Лесли Ф. Пакетт — не самая плохая кандидатура на роль судьи.
В прошлом и в качестве обвинителя, и в качестве адвоката Джордан занимался делами, где председательствовал Пакетт. Ходили слухи, что причиной его строгости и едких комментариев в сторону адвокатов был комплекс в отношении собственного имени: Лесли звучало не настолько по-мужски, как хотелось бы. Но колкости он отпускал не только в сторону защиты, доставалось и обвинению. Кроме этого, единственным минусом судьи Пакетта при рассмотрении дела было его пристрастие к миндалю. Орехи стояли у него в стеклянных банках на письменном столе, как в совещательной комнате, так и зале заседаний, и он громко разгрызал скорлупу зубами.
Предварительные слушания обычно были открытыми, но тяжесть выдвинутых против Криса обвинений и широкое освещение, которое получило дело, подвигло все заинтересованные стороны к решению совещаться в кабинете у судьи. Туда вошел в развевающейся мантии Пакетт, за ним спешили Джордан и Барри Делани. Все трое сели, Пакетт вытащил из банки миндаль и бросил в рот.
