— М-да… — согласился Крис. — Но я все не могу решить, касается ли это и тебя тоже.
Вот и все. Как бы Гас ни стремилась вести себя как обычно — улыбка, объятия, ничего не значащие разговоры, все разбилось о простой факт: как ни старайся, отношения между матерью и сыном безвозвратно изменились, если один из них оказался в тюрьме.
— Не знаю, — ответила она, пытаясь придать диалогу непринужденность. — Думаю, все зависит от того, что именно ты хочешь мне сказать. — Она подалась вперед и прошептала: — Профессор Плам, в библиотеке, гаечным ключом?
[8]
От удивления Крис засмеялся, и это была лучшая минута с тех пор, как начался весь этот кошмар.
— Я не стал бы говорить так открыто, — продолжая улыбаться, ответил он. — Но мне кажется, ты все равно расстроишься.
Гас попыталась не обращать внимания на пробежавший по спине холодок.
— Я не из робкого десятка.
— Это точно, — заметил Крис, — иначе от кого бы я это унаследовал?
Мысль о Джеймсе с его предками-колонистами — как обухом по голове.
— Дело в том, — продолжал Крис, — что я уже рассказал Джордану о том, в чем ранее признался доктору Фейнштейну. Но пока утаил от тебя.
Гас откинулась назад, пытаясь не думать о плохом. Она ободряюще улыбнулась.
— Я не склонен к самоубийству, — прошептал Крис. — Ни тогда, ни сейчас.
Он не сказал прямо «Я виновен», и Гас как идиотка заулыбалась.
— Это же прекрасно! — воскликнула она, прежде чем успела обдумать услышанное.
Крис терпеливо смотрел на мать, ожидая, пока до нее дойдет смысл его слов. Когда она округлила глаза и прижала ладонь ко рту, он кивнул.
— Я испугался, — признался он. — Поэтому и сказал, что хотел покончить с собой. Это Эм… хотела, она хотела свести счеты с жизнью. Я подыграл ей, чтобы иметь возможность отговорить ее от этого поступка.
У Гас закружилась голова, когда она осознала, что означает признание сына. Это значит, что ее сын и не думал сводить счеты с жизнью — было чему радоваться. А это означает, что они с Джеймсом до того вечера не заметили у сына склонности к суициду не из-за собственной близорукости, а лишь потому, что не было никаких суицидальных склонностей.
Но это также значит, что Крис — начнем с того, что несправедливо обвиненный! — будет осужден за то, что повел себя как герой. И если бы он обратился к кому-нибудь, чтобы ему помогли спасти Эмили, всего этого ужаса никогда бы не произошло.
Внезапно вспомнив, что они не одни, Гас едва заметно покачала головой.
— Может быть, ты все это напишешь, — предложила она, — и отправишь мне письмом.
Она кивнула на сидящего рядом с Крисом заключенного.
Крис взглянул в его сторону и покраснел.
— Твоя правда, — ответил он.
— Я рада, что ты мне признался, — поспешила добавить Гас. — И даже могу понять, почему ты соврал… властям. Но от нас скрывать не стоило.
Крис минуту помолчал.
— Я не считал это ложью, — наконец признался он. — Скорее, я не рассказывал всю правду.
— Что ж… — Гас промокнула глаза и почувствовала себя из-за этого жеста глупо. — Отец обрадуется. До него не доходит, как его родной сын мог хотеть свести счеты с жизнью.
Крис внимательно посмотрел на нее.
— И такое могло случиться, — заверил он.
— Может быть, ты сам хочешь обрадовать отца? — мягко спросила она. — Он в машине. Он хотел прийти…
— Нет, — оборвал ее Крис. — Не хочу его видеть. Если хочешь, скажи ему сама. Мне все равно.
— Нет, не все равно, — возразила Гас, — он твой отец. — Крис пожал плечами, и она почувствовала, как в душе закипает злость из-за Джеймса. — Он такой же твой родитель, как и я, — напомнила она Крису. — Почему ты не хочешь видеть его, если мне позволяешь себя навещать?
Крис провел пальцем по глубокой царапине на столе.
— Потому что ты, — тихо ответил он, — никогда не ждала, что я буду идеальным.
В среду один из надзирателей остановился у камеры Криса и Стива.
— Собирайте свои вещички, приятели, — приказал он. — Вас переводят в комнату с лучшим видом.
Стив, который читал на верхней койке, перегнулся вниз и взглянул на Криса. Потом соскочил на пол, собрал свои пожитки.
— А наверху нас вместе посадят? — спросил Стив.
— Насколько мне известно, — ответил надзиратель, — хотели вместе.
Они оба подали ходатайство в квалификационную комиссию с просьбой перевести их в режим средней изоляции, хотя после недавнего случая с Гектором вероятность того, что их просьбу удовлетворят, была невероятно мала. Однако ни Стив, ни Крис не собирались смотреть дареному коню в зубы. Крис спрыгнул со своей койки, схватил зубную щетку, чистый комбинезон, шорты и остатки провианта. Посмотрел на подушку и одеяло и повернулся к надзирателю.
— А постель брать? — спросил он.
Тот в ответ покачал головой и повел их по проходу мимо других камер. Некоторые заключенные улюлюкали им вслед, другие засыпáли вопросами. Когда они подошли к лестничному пролету у конторки дежурного, в режиме снова стояла тишина.
— Вы оба занимаете верхние койки, — сказал конвоир, когда они поднимались наверх.
Крис совершенно не удивился: чем ниже твое положение в иерархии, тем хуже условия пребывания в тюрьме — нижние койки занимают более «важные птицы». Это так же означало, что в камере, куда их переводят со Стивом, помимо них будут сидеть еще двое. Складывалось впечатление (как и при любой пертурбации), что кто-то хочет посмотреть, как они уживутся.
Стены наверху тоже были из шлакоблока, но выкрашены в бледно-желтый, солнечный цвет. Проход вдоль камер вдвое шире, и сами камеры на полметра длиннее и шире. В каждой четыре койки, но имелся также и общий холл, соединяющий два отсека, где стояли столы и стулья и было так много места, что когда Крис расправил плечи, то сразу понял, что постоянно зажимался.
— Ну, что я тебе говорил? — воскликнул Стив, бросая свои пожитки на верхнюю койку слева. — Нирвана.
Крис кивнул. Сокамерников пока не было, но их вещи аккуратно лежали в ящиках, стоящих прямо на нижних койках, — явная попытка указать вновь прибывшим их места.
В общем зале сидело человек пятнадцать. Кто-то смотрел телевизор, подвешенный высоко на стене, кое-кто собирал картинки-загадки, части которых грудой лежали на шкафчиках.
Крис опустился на пластмассовый стул — здесь и стул можно было поставить в отличие от узкого прохода в режиме строгой изоляции. Стив сел напротив и забросил ноги на стол.
