— Конечно, хочу! — обрадовалась я, подумав о том, как приятно будет рассказать Итону, что меня пригласили на вечеринку женщины. Мысленно я просмотрела свой список. Всего за один день я уже сделала несколько важных дел. Помогла Итону (убрала в квартире), вела здоровый образ жизни (отказалась от кофеина) и нашла новых подруг. Оставались еще работа и врач, так, что после нескольких минут разговора я расспросила Мег и Шарлотту о том и другом.
— Я знаю замечательного доктора, его зовут мистер Мур, — сказала Шарлотта, листая записную книжку, потом она записала номер на обороте своей телефонной карточки. — Вот. Позвони ему. Он просто душка.
— А почему он «мистер», а не «доктор»? — спросила я с некоторой долей скепсиса по отношению к британской системе здравоохранения.
Мег объяснила, что в Англии «докторами» называют врачей, которые не делают операций, — так повелось со времен Средневековья, когда все хирурги были просто мясниками и потому заслуживали только «мистера».
— А что касается работы, — сказала Шарлотта, — то чем ты занималась в Нью-Йорке?
— Работала в сфере пиар-бизнеса… Но хочу заняться чем-нибудь другим. Помогать бедным, престарелым или больным… — с готовностью ответила я.
— Как мило, — в унисон отозвались обе.
Я улыбнулась.
Мег сказала, что прямо за углом находится дом престарелых. Она нарисовала на салфетке, как туда идти, а на другой стороне записала свой адрес и телефон.
— Обязательно приходи в субботу, — сказала она. — Мы будем рады тебя видеть. И Сай тоже. — Мег подмигнула.
Я улыбнулась, допила кофе и попрощалась со своими новыми подругами.
Вечером, когда Итон пришел домой, на кухне его ждали греческий салат, бокал красного вина и негромкая классическая музыка.
— Добро пожаловать домой, — сказала я и смущенно улыбнулась, протягивая ему бокал.
Он как бы с опаской взял его, сделал глоток и огляделся.
— Здорово! И пахнет у нас вкусно. Ты что, убирала?
Я кивнула:
— Да. Вымыла все. Даже прибрала в твоей комнате. — И не удержалась: — Ты все еще думаешь, что я плохая подруга?
Итон сделал второй глоток и сел на кушетку.
— Я такого не говорил.
Я села рядом.
— Нет, говорил.
Он улыбнулся:
— Ты можешь быть очень хорошей, когда захочешь, Дарси. Сегодня тебе это удалось. Спасибо.
Раньше я бы не успокоилась, не получив исчерпывающего извинения, полного отказа от своих слов и миленького подарка. Но сейчас этого простого «спасибо» оказалось достаточно. Мне хотелось все уладить и жить дальше.
— Угадай, что случилось утром? — спросила я, умирая от нетерпения скорее ему рассказать. Прежде чем он успел сделать хоть какое-то предположение, я выпалила: — Ребенок шевелится!
— Да ну? — обрадовался Итон. — Ты впервые это почувствовала?
— Да. До сих пор ничего такого не было. Это неправильно?
Итон потряс головой:
— Нет. Помню, когда Бренда была беременна… она чувствовала толчки с промежутками в несколько дней. Доктор объяснил, что, когда ты ведешь активный образ жизни, ребенку меньше хочется двигаться, потому что ты его вроде как убаюкиваешь, — сказал он и болезненно поморщился, как будто ему все еще неприятно было вспоминать об измене Бренды.
— Ты грустишь, когда о ней думаешь? — спросила я.
Он сбросил мокрые мокасины, стащил носки и положил ноги на край кофейного столика.
— Нет, я не грущу о Бренде, но иногда мне становится тоскливо, когда я думаю о Майло.
— Майло — это тот парень, с которым Бренда тебе изменила?
— Нет. Майло — это ребенок.
— Прости, — смутилась я, подумав, что мне следовало бы об этом помнить. Я взглянула на Итона и задумалась, что сказала бы ему в утешение Рейчел. Она всегда находила нужные слова, от которых человек чувствовал себя лучше. А я не могла придумать ничего подходящего, так что просто ждала, пока Итон снова заговорит.
— Девять месяцев я думал, что я — отец ребенка. Каждый раз ходил вместе с ней к врачу и с умилением рассматривал рентгеновские снимки. Я даже выбрал имя — Майло. — Он покачал головой. — Потом ребенок родился, и мне стало ясно, что он не имеет ко мне никакого отношения.
— Когда ты это узнал?
— Сразу же. Он был смуглый, черноглазый, весь покрытый темным пушком. Я вспомнил себя на детских фотографиях. Лысого и розовенького. Бренда тоже голубоглазая блондинка. Не нужно большого ума, чтобы понять, в чем тут дело.
— И что дальше?
— Первые несколько дней был в шоке. Поверить не мог, что это правда. Ведь генетика иногда выкидывает такие номера… Но потом вспомнил задачки, которые мы решали на уроках биологии в старшей школе. У двух голубоглазых родителей не может родиться вот такой Майло. Я легонько коснулась его руки.
— Наверное, тебе было очень тяжело.
— Просто ужасно. Я ведь любил ребенка. Достаточно сильно для того, чтобы остаться с ней. В конце концов… ну, ты знаешь, чем все закончилось. — Голос у него упал. — Я ушел. Это было так, как будто кто-то умер.
Рейчел рассказывала мне, что Итон развелся и что ребенок не от него. Но тогда, помнится, я была поглощена какими-то собственными проблемами и не особенно ему сочувствовала.
— Ты правильно сделал, — сказала я, беря его за руку.
Он не сопротивлялся.
— Да. Думаю, что так.
— Как тебе кажется, я хорошо поступила, не сделав аборт?
— Конечно.
— Даже несмотря на то, что я, по-твоему, плохая мать? — спросила я, подавив в себе соблазн похвастаться своим списком. Мне не хотелось просто так открыть ему этот секрет.
— У тебя все получится, — сказал Итон, стискивая мою руку. — Я верю в тебя.
Я посмотрела на него и ощутила то же самое, что чувствовала, сидя рядом с ним на скамейке в Холланд-парке. Мне захотелось его поцеловать. Но конечно, я этого не сделала. Интересно почему? Ведь в прошлом я всегда следовала своим желаниям, не задумываясь о последствиях. Может быть, потому, что это не было игрой в отличие от моих отношений с Маркусом и еще со многими другими до него. Может быть, потому, что мне было что терять.
Стереть грань между дружбой и влечением — значит, лишиться друга. А я и так уже потеряла слишком много.
Позже вечером, когда мы с Итоном посмотрели новости, он повернулся ко мне и сказал:
— Ладно, Дарси. Пора на боковую.
— К тебе? — с надеждой спросила я.
Итон засмеялся:
— Да. Ко мне.
— Стало быть, вчера ночью ты по мне скучал?
