Пибоди стиснула зубы, полная решимости добраться до раздевалки и до душевой не ползком. Но она едва ковыляла.
С трудом отлепляя эластичную ткань от вспотевшего тела, Пибоди содрала с себя лифчик и бросила его на пол. И тут же в голове у нее прозвучал, отчетливо и ясно, строгий голос матери: «Уважай свои вещи, Ди». Закатив глаза с досады, она подняла насквозь промокший от пота бюстгальтер и запихнула его вместе с шортами и кроссовками во второй шкафчик, схватила, опасаясь, что в древней сушильной кабине ее шибанет током до смерти, одно из куцых, смахивающих на дверной коврик полотенец и вошла в одну из тесных душевых кабинок.
И тут же вышла, обнаружив, что дозатор жидкого мыла пуст. Пришлось пройти весь ряд кабинок до конца, пока она не нашла одну, где в дозаторе еще оставалось с полчайной ложки густой зеленой жидкости.
Вода была скорее холодной, чем теплой, и не лилась струей, а скорее капала, как из испорченного кухонного крана, но Пибоди решила не ныть. Она поворачивалась правым боком, левым, грудью, спиной, пока кое-как не смыла с себя пот.
К тому времени, как Пибоди намылилась и сполоснулась, она стала чувствовать себя почти нормально и уже начала предвкушать, как купит мороженое по дороге домой. Конечно, не настоящее сливочное – ей такое не по карману, да и вредно для фигуры, – но она знала одно место неподалеку от дома, где продавались немолочные десерты, очень даже неплохие. Чертовски вкусные!
И она это заслужила, решила Пибоди, заворачивая краны. Черт, она это заслужила. Схватив полотенце, Пибоди принялась энергично вытирать волосы. Вытерла лицо, шею и вышла из кабины, чтобы свободнее было маневрировать «дверным ковриком», и вдруг услышала громкие голоса. Звучно хлопнула дверь раздевалки.
– Не морочь мне голову, Гарнет! Ты облажался, сам прекрасно знаешь! И нечего спорить!
Женский голос, разгоряченный и злой, эхом прокатился по старым, с осыпающейся плиткой, стенам.
Пибоди открыла было рот, чтобы предупредить пошедших, что они не одни, когда услышала мужской голос – такой же раздраженный и злой.
– Не вали на меня, это у тебя все вышло из-под контроля.
Пибоди взглянула на свое голое тело, на жалкое подобие полотенца и втиснулась обратно в кабинку. В самый дальний угол.
– Это у меня все вышло из-под контроля? Об одном жалею: зря я тебе доверила разбираться с Кинером. Он ушел у тебя из-под носа, и это стоило нам десяти килограммов товара.
– Это ты говорила, что с ним проблем не будет, Рене, это ты на него надавила, чтобы вез товар, хотя знала, что он может дернуть.
– А я тебе сказала: обработай его. Надо было самой.
– Вот тут я не спорю.
– Черт бы тебя побрал, Гарнет!
Кто-то – вероятно, женщина – толкнул дверь одной из душевых кабинок. Пибоди услышала, как эта дверь стукнулась о стену. И перестала дышать.
– Вот уже шесть лет я руковожу операцией. Не сбывай об этом, Гарнет, и даже не пытайся меня провоцировать. Помни, что с тобой может случиться.
– Не вздумай мне угрожать.
– А я не угрожаю, я тебя предупреждаю. Я здесь главная, и под моим руководством ты наварил неплохой куш за последние несколько лет. Вспомни свой уютный домик на островах, все свои дорогие игрушки, с которыми ты так любишь играть, женщин, которых ты привык покупать. И вспомни, что ничего этого у тебя бы не было на зарплату копа. Ничего этого у тебя бы не было, если бы я тут всем не заправляла.
– Я все это помню, но и ты не забывай: ты получаешь самый большой кусок от каждого пирога.
– Я свою долю зарабатываю. Это я взяла тебя в дело, я помогла тебе разбогатеть. Хочешь остаться в деле, думай, прежде чем тащить меня в какую-то вшивую раздевалку и предъявлять мне претензии.
– Здесь никогда никого не бывает.
Опять хлопнула дверца душевой кабины, на этот раз ближе к Пибоди. Холодный пот выступил на ее лбу.
Голая, оружие в шкафчике. Никакой защиты, кроме кулаков. Она их сжала, держа руки по швам.
Если вдруг Макнаб позвонит ей, если ее мобильник засигналит, ей конец. Если кто-то изстоящих за дверью, всего в нескольких шагах, стукнет по этой двери от злости, услышит ее, унюхает, она окажется прижатой к стене. Выхода нет.
Плохие копы. Очень плохие копы. Рене, Гарнет. Не забыть, не забыть. Кинер. Запомнить все детали, на случай, если повезет остаться в живых. Пибоди вскинула голову и с ужасом увидела, как из головки душа величиной с кулачок выскальзывает капля.
Дыхание у нее перехватило. Она протянула руку и поймала каплю. Ей показалось, что звук капли, шлепнувшейся на ладонь, прозвучал как удар молота.
Но они продолжали спорить. Потом женщина – Рене, Рене! – вздохнула.
– Мы топчемся на месте. Мы же команда, Гарнет, но в каждой команде есть свой командир. Это я. Может, у тебя с этим проблемы? Может, это потому, что мы когда-то вместе спали?
– Это ты со мной порвала.
– Потому что теперь это бизнес. Будем держаться деловых отношений – будем богатеть. А когда я стану капитаном… что ж, мы расширим дело. Ну а пока нет смысла спорить из-за Кинера. Я об этом позаботилась.
– Черт тебя побери, Оберман. Чего ж ты мне сразу не сказала?
«Оберман, – твердила себе Пибоди. – Рене Оберман. Имеет звание, рвется в капитаны».
– Потому что ты мне досадил. Просто зла не хватает! Я поручила это нашему мальчику. Дело сделано.
– Ты уверена?
– Ты же знаешь, как он хорош. И я же сказала: дело сделано. Когда его найдут, это будет выглядеть как обычный передоз. Просто еще один ширяльщик вкачал себе слишком много дерьма. Никто не станет в этом копаться, никому дела нет. Тебе просто повезло, что Кинер не успел далеко уйти и десять кило все еще были при нем.
– Ты что, шутишь? Издеваешься надо мной, мать твою?
В ее смехе зазвенела сталь.
– Я никогда не шучу, если речь идет о деньгах. Учти, я вычту десять процентов из твоей доли в премию нашему мальчику.
– Черта с два ты…
– Скажи спасибо, что хоть что-то получишь. – Эти слова прозвучали как удар и угроза: дальше будет хуже. – Кинер был ценным орудием, если им правильно управлять. А теперь нам придется искать ему замену. Ну а пока…
До Пибоди донесся легкий шлепок по двери кабинки. Ее кабинки. Она увидела, как дверь приоткрывается на щелку. Выступивший у нее на коже пот превратился в лед. Она вновь стиснула кулаки.
В щелку она увидела плечо, локоть в красном рукаве, ногу в туфле на высоком каблуке.
– И никаких больше встреч в раздевалках. – Тон Рене изменился, теперь ее голос звучал холодно и бесстрастно, даже властно. – Держи себя в руках, Гарнет, не теряй головы, если хочешь загорать на островах. А сейчас у меня горячее свидание, и я уже опаздываю по твоей милости. Ну-ка проводи меня, будь хорошим мальчиком.
