Рорк запрокинул ее лицо, осторожно потрогал разбитую губу.
– У тебя кровь идет.
Ева отключила камеру.
– Я нарочно пропустила удар. Гребаный ублюдок может обзавестись хоть армией крючкотворов, но на записи видно, как он меня бьет, как появляется кровь, а он опять бросается на меня, ему хочется еще. Знаешь, что это такое? Крыса в крысоловке, и выхода нет.
– Я бы предпочел, чтобы ты не так часто пускала в ход свое лицо для сбора доказательств. Я им очень дорожу.
Ева усмехнулась и тут же поморщилась, потому что губу саднило.
– Мог бы уже привыкнуть. Но все равно спасибо, что пришел на помощь. Тебе нужна белая шляпа. Хорошие парни всегда носят белое.
– Мне больше идет черное.
– Пошли домой. Мне надо доложить об одном нехорошем копе и его – держу пари! – незарегистрированном оружии.
– Ну и денек, – вздохнул Рорк.
День еще не кончился. Ни для одной из заинтересованных сторон.
Рене Оберман выдержала бесконечный семейный ужин и сопровождающую его лекцию дорогого папаши, поэтому ей меньше всего было нужно видеть у себя на пороге вышагивающего взад-вперед, как часовой, Билла Гарнета.
Стоило ей бросить взгляд на его лицо, как она поняла: Гарнет нарвался на неприятности, а теперь принес их к ее порогу.
– Иди домой, Билл, и приложи к лицу пузырь со льдом.
Он схватил ее за локоть в тот самый момент, когда она всунула ключ-карточку в прорезь. Рене ничего другого и не ждала. Она со злостью отдернула руку.
– Я не в настроении.
– А плевать я хотел, что ты не в настроении. – Гарнет распахнул дверь и втолкнул ее внутрь.
Рене повернулась волчком. Она не только возмутилась, она испугалась.
– Не смей меня лапать, слышишь! Никогда!
– Черта с два! Я посмею, Рене, я посмею тебя не только лапать. Я тобой сыт по горло, больше я не намерен это терпеть. Долго я тебя слушал, и что? Из-за тебя меня отстранили.
– Это из-за тебятебя отстранили. Ты не в себе, ты пьян! Ты только посмотри на себя! Я же тебе говорила, что с устранением я разберусь.
– Ну так разберись, мать твою! – Его избитое, покрытое синяками лицо наливалось багрово-синим цветом.
«Он не просто сорвался с поводка, – поняла Рене. – Он порвал поводок». Она попыталась пустить в ход коктейль из понимания и усталости:
– Я делаю все, что могу. Ради всего святого, я лично пошла к этой суке просить за тебя! А сегодня вечером мне пришлось унижаться и просить отца за тебя вступиться.
– А он вступится?
– Завтра он поговорит с Уитни.
«Но не станет вмешиваться в решение командования», – добавила она мысленно. Святой Оберман ясно дал это понять.
Рене прошла в кухню, вытащила из шкафа бутылку виски, сняла с полки два невысоких стакана и налила в каждый на два пальца янтарной жидкости.
Отец не пожелал ее поддержать. Она не понимала, почему все еще надеется, что когда-нибудь он ее поддержит. Только не безупречный майор Оберман, о нет! Оберман строго придерживается правил, за черту и носа не высунет, чтоб ему!
Но, возвращаясь в гостиную со стаканами, Рене надела на лицо непроницаемую маску. Нет смысла рассказывать Гарнету, как обстоят дела, пока у него приступ буйства.
– Вот – выпей и успокойся.
– Я не позволю себя отстранить и не дам лишить меня доли в деле Джеральди. Я тебя урою, Рене.
– Ну это понятно. И кто же тебя так разукрасил?
– Гребаная сука.
Рене так и не выпила. Она опустила стакан, поставила его на стол, потому что ее руки тряслись от бешенства.
– Ты хочешь мне сказать, что подрался с Даллас? Ты хочешь мне сказать, черт побери, Гарнет, что ты ее выследил и у вас до рук дошло? Опять?!
– Она сама нарвалась. Пустила за мной БВР… дошел до меня такой слух. Эта шлюха натравила их на меня… И она у меня еще получит! Я с ней сполна рассчитаюсь!
БВР? Это была пощечина лично ей. И большая угроза ее бизнесу.
Черт бы побрал Гарнета! Черт бы побрал Даллас!
– Да ты офонарел, черт бы тебя подрал! Меня окружают идиоты. Я пустила Фримена и Мэнфорда следить за ней по стандартной схеме. Она выехала, и через пять минут они ее упустили. А потом и ты решил отметиться? Да еще пошел напрямую? Как, черт побери, ты… – Ее душила ярость. – Фримен тебе говорил… Это Фримен тебе сказал, что она уехала из дому? Что ты наделал, Билл? Только не говори мне, мать твою так, что подстерег ее у дома!
– Она в этот дом вошла через передок, шлюха! Все это знают! – Он стиснул стакан так, что костяшки пальцев побелели, и опрокинул в глотку остатки виски. – Ну и что, что у дома? Ее слово против моего. Фримен меня прикроет. Присягнет, что я весь вечер провел с ним, меня около этой суки и близко не было!
«Все рушится вокруг меня, – в тревоге подумала Рене. – Мужчины! Чертовы мужчины! Будь я проклята, если позволю кому-то из них лишить меня того, что мне принадлежит! Мне это слишком дорого далось! Я это построила своими руками, это все мое».
Она отвернулась, стараясь овладеть собой. Вновь взяла стакан. Ее сознание словно подернулось льдом.
– Хорошо. Мы с этим разберемся, мы с ней разберемся. Она меня достала. Хватит ей вмешиваться в наши дела.
– Да уж. Давно пора.
– Мне надо все подготовить. Поезжай к Фримену. Позаботься, чтобы вас видели вместе. Потом возвращайся домой и жди. Может, мне удастся кое-что организовать еще сегодня. Она больше не будет нам мешать. Это будет окончательное решение.
– Я хочу сам. Я сам ее прикончу.
– Хорошо, но дай мне время все проработать, подготовить. Часа два, может, три. Иди пообщайся с Фрименом, выпей, пошуми, чтоб тебя видели и запомнили. А потом возвращайся домой, Билл, и жди.
– Если мы не подчистим все сегодня, я сам об этом позабочусь. По моим понятиям.
– В этом нет необходимости. – Рене забрала его стакан. – Выметайся.
– Раскомандовалась. Когда-нибудь ты пожалеешь, Рене, что так меня шпыняешь.
Но он ушел.
Рене унесла стакан в кухню, размахнулась и что было силы швырнула его в раковину.
– Чертов кретин!
Все, что пошло наперекосяк за последние дни и полетело в тартарары, началось с него. Кинер сорвался с поводка с десятью кило? Все потому, что Гарнет его упустил. Если бы не это, Даллас сейчас не дышала бы ей в затылок, не путалась бы под ногами, не вынюхивала бы в отделе. И не пришлось бы ей глотать отказ майора в просьбе окоротить суку. Не пришлось бы унижаться перед суровым и несгибаемым отцом.
Гарнет стал помехой. Немного успокоившись, Рене налила себе еще порцию виски. Помехи надо устранять. Особенно если они не поддаются коррекции.
