– Ладно, спасибо, что уделили мне время.
– И это все? – возмутилась Лайла. – Вы приходите сюда, все это мне выкладываете, а потом благодарите, что я уделила вам время?
– Я не собираюсь вас принуждать к тому, что идет вразрез с вашими принципами. Мое чутье привело меня к вам. Если я ошиблась, если хоть что-нибудь из сказанного здесь дойдет до Оберман, я буду знать, откуда утекла информация. В противном случае у меня нет к вам претензий, детектив. Я могу не соглашаться с вашей позицией, но я ее понимаю. Ничего не могу вам обещать. Ровным счетом ничего. Не могу сказать, что если вы будете со мной сотрудничать, вас ждет ложе из роз, когда все закончится. Не могу пообещать, что другие копы погладят вас по головке.
– Плевать я на это хотела.
– О нет, вам не плевать. Нам всем не плевать. Потому что если мы не можем рассчитывать друг на друга, значит, не можем рассчитывать вообще ни на кого и ни на что. Одно это делает Рене Оберман худшей из худших. Спасибо за пиво.
– Ассертон не участвует.
Ева остановилась у дверей и повернулась.
– Почему вы так думаете?
– Она дает ему паршивые задания… хотя и это лучше того, что она дает мне. Он проводит много пиар-акций в школах, изображает Доброго Дяденьку Полицейского. Он уличный коп. Ему приходится терпеть. Его жена родила ребенка несколько месяцев назад, и при такой нагрузке ему легче мириться с положением. Но он начинает дергаться. Я знаю, он подумывает о переводе – из этой команды и вообще из отдела наркотиков. Он тайком проносит в отдел фотки своего сынишки и показывает мне. На дух не переносит Оберман.
– Хорошо.
– Если Мэнфорд в деле, значит, и Тьюлис тоже. – Лайла со вздохом прижала пальцы к виску. – Они по сути сиамские близнецы. Тьюлис любит приставать к уличным проституткам, вымогает у них бесплатные услуги. Пытался меня потискать в комнате отдыха.
– И долго он потом ходил в гипсе? – поинтересовалась Ева.
Улыбка дрогнула на губах у Лайлы и тотчас же погасла.
– Я врезала ему по физиономии и немедленно доложила о происшествии Оберман. А в итоге Мэнфорд присягнул, что он был в это время в комнате отдыха, что все случилось у него на глазах, Тьюлис меня и пальцем не тронул, просто рассказал неприличный анекдот, а я распсиховалась.
– Итак, с Тьюлисом их восемь.
– Бринкер спит на работе, дотягивает до двадцатилетнего стажа. Собирается перейти в частную охрану и там тоже будет спать. Я бы сказала, бизнес Оберман ему просто не по силам. Слоун… она сидит, нагнув голову, и держит рот на замке. Предпочитает работать за столом. В прошлом году ей здорово досталось в стычке с парой толкачей. По правде говоря, лейтенант, Слоун кураж потеряла, она больше не может работать на улице.
– Так бывает, – согласилась Ева.
– Может, она знает наших подозреваемых, но не думаю, что она сама замешана. Не думаю, что Оберман стала бы ей доверять.
– Согласна. Все равно это полезно знать.
Лайла села и потерла лицо руками.
– У нее есть незарегистрированный мобильник. У Оберман. Я как-то раз открыла дверь кабинета, всунула голову, прежде чем она успела сказать «Войдите». И она говорила по этому мобильнику. Она меня с землей сровняла. Можно было подумать, я вошла без стука, а она там сексом занимается с майором. – Лайла уронила руки. – И мне кажется, у нее в кабинете есть тайник.
«Любопытно, – подумала Ева. – Мне тоже так показалось».
– Почему вы так подумали?
– Дверь у нее все время заперта намертво. Не кабинет, а форт, черт бы его побрал. В тот день мне удалось всунуть голову в дверь только потому, что Гарнет как раз оттуда вышел, а она не успела запереть за ним. Большую часть времени эта дверь заперта, а жалюзи всегда опущены. Всегда. Но мне кажется, у нее есть глаза и уши для наблюдения за «загоном».
«Жалюзи опущены, – чтобы ее не было видно, – размышляла Ева, – но она хочет все время держать своих людей под контролем».
– Когда я только перевелась в этот отдел, – продолжала Лайла, – была у меня пара классных наводок. Но не успела я их проверить, как она свалила на меня новое задание. Оба раза я ей говорила, что у меня есть кое-что горячее, а она мне приказывала передать горячее Гарнету. Будь это один раз, я бы еще поняла, но не дважды. То же самое с Ассертоном, – добавила она. – Бросила его дерьмо разгребать, как только он нашел что-то горячее. Я точно знаю: комната отдыха тоже под наблюдением. Ассертон показал мне фотографию сынишки в комнате отдыха – первую, снятую сразу после рождения. Десяти минут не прошло, как Оберман уже его вызывает и напоминает, что в ее отделе не положено приносить на работу личные вещи.
– Он согласится поговорить со мной? Ассертон?
– Думаю, да. Но… мне кажется, он охотнее поговорит со мной. Мы иногда вместе ходим на ланч. Он единственный из всей команды, с кем я нахожу общий язык.
– Только не рискуйте понапрасну, действуйте наверняка. Только если вы стопроцентно уверены. Не говорите с ним ни о чем в «загоне», вообще в Управлении. Не говорите по телефону, не пишите по электронной почте. Только лицом к лицу, в таком месте, где вас точно никто не услышит.
– Вы уже знаете, что он не замешан. Вы бы не дали мне отмашку, если бы речь шла только о моем мнении.
– Ассертон – моя следующая остановка, если бы вы мне отказали. Но вы подтвердили мое мнение о нем. Не будьте так твердо уверены, что Бринкер спит: для меня он все еще неизвестная величина. Когда со стороны кажется, что человек не обращает внимания, зачастую оказывается, что он-то как раз смотрит в оба.
– Я как-то не вижу Бринкера в сговоре с Оберман.
– Может, он и не в сговоре, – согласилась Ева. – Но он работает в команде чуть ли не с тех самых пор, как отделом командует Оберман. Никто не продержится так долго, если он не в игре или если она не найдет ему другого применения. Теперь Слоун. Скорее всего, она не замешана, потому что Оберман не любит работать с женщинами, но подозрений с нее мы пока не снимаем. Слоун получила тяжелый удар. Тяжелый удар многих может убедить не высовываться.
– Вы можете мне сказать, как далеко продвинулись? – спросила Лайла.
– Надеюсь получить кое-какие данные прямо сегодня вечером, самое позднее – завтра. Данные весомые. Надеюсь, вы сможете подождать еще сутки, прежде чем обращаться к Ассертону?
– Да, я предпочитаю подождать. Это нелегкая ноша. – Лайла, болезненно поморщившись, прижала ладонь к животу. – У него новорожденный ребенок. Пожалуй, это может подождать, пока у вас не будет серьезных доказательств.
– Действуйте по обстоятельствам, – посоветовала ей Ева. – Когда я буду уверена, что у нас есть нечто весомое, уведомлю БВР.
– О черт!
– Они захотят поговорить с вами.
Лайла кивнула, закрыв глаза.
– Я с детства мечтала стать копом. Мой брат… – Она открыла глаза и взглянула на Еву. – Думаю, вы читали мое личное дело. Вы и без меня все знаете.
