— Мы несем огромную ответственность, так что заслуживаем и большего, — заметил Вермолен.
Дунски пожелал ему спокойной ночи, а когда Вермолен покинул комнату, проверил замок. Дверь была заперта. Он почистил зубы одноразовой щеткой, которую нашел в шкафчике, принял душ и лег спать. Но долгожданный сон не шел. Он, словно сошедший с рельсов поезд, затерялся где-то по дороге. Перед глазами Дункана в некоем мысленном зале проносились образы: Озма, Нокомис, Кастор… Его стала бить дрожь. Потекли и тут же прошли слезы. Дунски встал и подошел к маленькому бару в углу — еще один предмет роскоши — и налил себе стакан напитка под названием «Социальное наслаждение номер 1». «Чего тут только нет!» — подумал он. Минут пятнадцать он маятником ходил по спальне. Ноги его постепенно ослабевали, но остановиться он не мог. Дункан по-прежнему сжимал стакан в руке. Делая последний глоток, он вдруг увидел Уайта Реппа, улыбающегося из-под своей широченной белой шляпы.
— Жаль, что я не смог принять участие в этой чудесной перестрелке на Джоунс Стрит, — сказал Уайт. — Мне бы сподручнее проделать это вместо тебя! Уж я бы получил удовольствие!
— Еще даже полночь не наступила, — пробормотал Дунски, и Уайт исчез в тумане.
Дунски залез в постель и заплакал. В голове его — словно в сумасшедшем доме — со всех сторон появились вдруг зеркала, в которых отражалась одна и та же картина: холодное, твердое, как бриллиант, тело Сник. Погружаясь в беспокойный сон, он подумал: не стоит жалеть о ней больше, чем о других. Это несправедливо.
МИР ПЯТНИЦЫ
РАЗНООБРАЗИЕ. Второй месяц года Д5-Н1
(День-пять, Неделя-один)
20
Уайт Бампо Репп вразвалочку вышел из своей квартиры, прошел через холл и остановился у лифта. Вид у него был что ни на есть самый экстравагантный — во всей Пятнице подобным образом одевался только он один. Белая «десятигаллоновая» шляпа, кроваво-красный платок на шее, фиолетовая рубаха с непомерно широкими рукавами и кружевной манжеткой на шее, безрукавка из черной искусственной кожи, тяжелый ремень с массивной пряжкой, на которой изображен ковбой на брыкающейся лошади, тесные небесно-голубые джинсы, отделанные на швах кожей, и белые тисненой кожи башмаки на высоких каблуках с изображением скрещенных шестиразрядных пистолетов. Уайт Репп — знаменитый деятель телевидения, сценарист, режиссер и продюсер одновременно, был крупнейшим специалистом по вестернам и историческим драмам. Чего не хватало в этом костюме — и это сильно раздражало Реппа, — так это тисненой кобуры, а лучше двух, и игрушечных пистолетов с элегантной чеканкой. Правительство не разрешило дополнить туалет маэстро этими на первый взгляд безобидными деталями. Если маленьким детям нельзя играть с оружием, почему это должно дозволяться большим детям? Репп подавал бы им дурной пример.
Правда, то же самое правительство никак не ограничивает демонстрацию оружия и насилия на экранах и в специальных залах для развлечений — эмфаториях. Оно, как и все другие органы верховной власти, начиная, наверно, с основания древнего Вавилона, не избежало двойной морали.
Хотя жители дома, ожидавшие лифт, встречали Реппа почти каждый день, они с восхищением смотрели на него и с большим энтузиазмом пожимали ему руку. А он, как и всегда в этот момент, чувствовал легкие угрызения совести, поскольку в некотором смысле он просто прохвост, пользующийся невежеством толпы. Ни один настоящий ковбой так никогда не одевался, к тому же сумка на плече была применительно к ковбою совершенно неуместна. Кстати, все это они должны были бы знать, ведь в своих телевизионных шоу он давал совершенно реалистичные портреты ковбоев — по крайне мере, в такой степени правдивые, в какой он сам располагал новейшей информацией.
Обитатели дома громко, даже бурно, приветствовали его. Репп отвечал на их возгласы мягко, в традициях, присущих созданному им образу спокойного, с мягким голосом, героя, который настоящую жесткость проявляет только в случае серьезной необходимости. «Улыбайся, незнакомец, и я не обижусь, даже если ты и обижаешь меня немного».
Пока они опускались на лифте вниз, он охотно отвечают на расспросы пассажиров, о его новой драматической постановке. Добравшись до вестибюля, пассажиры лифта отправились по своим делам. Постукивая каблуками по мраморному полу вестибюля, Репп вышел на яркое солнце и прохладный воздух — погода стояла прекрасная. Репп сел в ожидавшее его такси и негромко ответил на приветствие водителя, который, заранее с помощью экрана узнав о местоназначении Реппа, сразу же тронулся, направляясь от перекрестка Восточной Двадцать третьей улицы и Парк Авеню к Второй авеню. Повернув такси направо, он выехал к задней стороне блочного здания, в котором когда-то размещался Медицинский Центр Бет Израэль. Манхэттенский Государственный Институт визуальных искусств представлял собой сорокашестиэтажное сооружение, более всего напоминающее своей формой обыкновенный штопор. Это обстоятельство, как не трудно догадаться, давало благоприятную почву для постоянных шуток на тему о том, что Институт делает для публики и с нею.
Водитель открыл дверцу и сказал:
— Гроза очистила воздух, Рас Репп, и все так охладила.
— Да, это точно, — отозвался Репп. — Она и очистила, и охладила очень многое. Вы даже не представляете, насколько правы.
Действительно, события снова вошли в нормальное, устойчивое русло. Кастор мертв. Сник спрятана. Иммеры занимались тем, что заметали следы. Сегодня, вполне вероятно, все пойдет, как обычно. У него останутся проблемы, но связанные с его профессиональной деятельностью, а не с проступками преступников или органиков, этих преступников преследующих. Правда, некоторые — тут Репп даже усмехнулся — считают, что сами его постановки являются преступлениями.
Настроение Реппа было приподнятым. Он пружинящей походкой пересек тротуар и ступил на дорожку, ведущую к зданию. Прохожие пялили на него глаза, некоторые из них, совершенно незнакомые люди, обращались к нему по имени. Огромный фонтан как раз посередине между тротуаром и зданием, стрелял водой из кранов, спрятанных на макушках скульптурных фигур; высеченные из камня (а не просто «окаменевшие») двенадцать мужчин и женщин — все в самом недавнем прошлом великие артисты визуального жанра, составляли композицию на пьедестале в самом его центре. Возможно, однажды здесь среди них появится и его статуя. Одна из струй достигла его лица, обдав холодком. Проходя мимо великой дюжины, Репп отдал им салют. Проследовав между рядами гигантских дубов, он вошел в девятиугольную дверь. Лифт поднял его на последний этаж, где он приветствовал сидящего за стойкой дежурного. Следующая комната с огромным круглым столом посередине имела куполообразную форму и была необычайно просторна. При его появлении мужчины и женщины дружно встали. Он ответил на их приветствия, бросил на стол шляпу, поставил сумку на пол и сел. Его слуга-Пятница (это был мужчина) — подал кофе. Репп взглянул на экран, показывающий время.
— Десять часов, — сказал он. — Как раз вовремя.
