Не осталось сомнений… Говоривший, скалясь, поигрывал стяжком
– неошкуренным сосновым стволиком длиной чуть поболее аршина. Оружие пещерных
людей, конечно, но при резком и непосредственном соприкосновении с человеческим
организмом такая первобытная дубина способна натворить дел… Второй откровенно
покачивал медной гирькой на цепочке, а третий стоял с пустыми руками, видимо,
полагая, что его кулачищи сами по себе – оружие.
– Сударь, вас же вежливо спросили, скоко время! –
ухмыльнулся парень со стяжком.
В одной руке у Бестужева была тросточка, в другой – сверток.
Полезешь за часами – окончательно лишишь себя свободы движений, тут-то они и…
– К сожалению, господа, у меня остановились
часы, – сказал он спокойно.
– Ничего, – успокоил заговоривший с ним
первым. – Так оно даже лучше. Мы починим. Вы, сударь, отдайте, будьте
ласковы, часики ваши этому детинушке, он их в починку-то и снесет…
– И карманы выверни, – угрюмо приказал тип с
гирькой. – Кому сказано?
– Господа, – почти весело спросил Бестужев. –
А что вы скажете, если узнаете, что я – из жандармерии? Не взглянете ли на мои
документы?
– А будь ты хоть генерал, – пробурчал тип с
гирькой, и троица слаженно шагнула вперед.
Чересчур слаженно и быстро. Ни малейших колебаний со стороны
хотя бы одного из них – а ведь по неписаным законам уголовного элемента в таких
вот случаях прямых столкновений с Департаментом полиции следует избегать, как
огня. Не из мнимого разбойного благородства, а по житейской прагматичности –
ежели ограблен будет чин, полиция и прочие службы из кожи вон вывернутся, по
тем же неписаным законам стремясь непременно найти и покарать…
– Бомба! – дурным голосом заорал Бестужев, метнув
свой пакет прямо в рожу типа с гирькой, коего почел самым опасным.
Тот не успел отшатнуться, и пакет звонко впечатался ему в
физиономию. Судя по звуку, стакан разлетелся вдребезги.
Выиграв таким образом пару секунд, Бестужев резким взмахом
освободил клинок от трости и молниеносно сделал пару выпадов по всем правилам
фехтовального искусства – кольнул типа со стяжком в правую руку повыше локтя и
распорол ему щеку. Заорав, парень выпустил дубинку, Бестужев, не тратя времени,
насел, крутя клинком, оттесняя их от упавшей дубинки, чертя зигзаги у самых
глаз сверкающим тонким острием. Оказавшись рядом с опамятовавшимся обладателем
гирьки, безо всякого джентльменства пнул его в то место, которое мужчины – не
считая евнухов – берегут пуще глаза. Чуть промахнулся, но и этого хватило –
парень завопил, согнувшись в три погибели, временно выпал из игры.
Остальные двое, хотя и обескураженные внезапной атакой,
что-то не выглядели проигравшими. Лишь отступили, сторожко ловя каждое его
движение. Один полез во внутренний карман, торопливо пытаясь что-то оттуда
выдернуть…
Сосновые лапы затрещали, словно под порывом урагана. Высокая
фигура, проломившись сквозь них, одним прыжком оказалась рядом. Васька Зыгало
навалился на ближайшего, словно пудовая гиря – на подушку. Сбил с ног,
придавил. Рядом ошалело залился длиннющей трелью полицейский свисток, из-за
сосны выскочила вторая фигура в белой гимнастерке, поменьше и гораздо
щуплее, – ага, Мишкин…
Затопотали убегающие. Поблизости, за деревьями, раздались
два выстрела – браунинг, определил Бестужев по звуку. Он на шаг отступил,
опустив клинок. Меж тем все было кончено: Зыгало лежал на пойманном и, пыхтя,
заворачивал ему руки за спину, Мишкин азартно притопывал над ними, по инерции
дуя в свисток. На дорожку выскочил пристав Мигуля с пистолетом в лапе.
– Не попал, – выдохнул он, отдуваясь. –
Припустили в чащобу, аж пятки засверкали… Целы, Алексей Воинович?
– Как ни удивительно… – криво усмехнулся Бестужев,
подбирая трость-ножны.
Вряд ли Даник с Мельниковым успели бы все устроить столь
оперативно – следовательно, его давно уже поджидали эти трое. Именно его. И
знали, что он на свадьбе, что в гостиницу наверняка пойдет кратчайшей дорогой,
через парк…
– А подними-ка, Васька, этого шустрика, –
распорядился Мигуля. – Ба, какая встреча! Митрий Микитич! Ты что ж это,
сукин кот, днем аршином играешь, а ночью – кистеньком?
– Бес попутал, Ермолай Лукич… – задушенным голосом
отозвался пойманный. – Спьяну всё…
– Подыми его, Васька, – сказал пристав и принялся
шумно обнюхивать пленника. – Присутствует сивушный запашок, да. Только
странный какой-то, Митенька, – во-первых, свежий, во-вторых, впечатление
такое, что ты не в рот лил, а на поддевку, чтобы пахло… А из пасти не особенно-то
и пахнет, от одежи больше…
– Кто это? – спросил Бестужев, отведя пристава в
сторонку.
– Митька, – ответил тот. – Даников приказчик.
До сих пор в подобных забавах не замечен, разве что в пивной подраться с такими
же… Эх, ротмистр, черт вас понес в парк об эту пору, здесь грабят вовсю…
– Думаете, это грабители? – пожал плечами
Бестужев. – Мне кажется иначе…
– Да и мне тоже, – сказал Мигуля. – Под
грабителей, чувствую. Вот только если бы нашли вас поутру с разбитой головой и
с вывернутыми карманами, никто бы не удивился и политику пришивать не
стал – место известное и опасное…
– Как вы здесь оказались?
– А вот это, Алексей Воинович, и есть темная сторона
дела, – серьезно ответил Мигуля. – Подбегает ко мне в курительной
неизвестный субъект, совершенно неприметной внешности, и шепчет: «Бегите,
пристав, в парке вашего ротмистра убивают!» И исчез, аки привидение.
Неприметный, я и не вспомню теперь его рожу… Ну, пара пистолетов всегда со
мной, досылаю патрон и бегу. А тут Васька с Мишкиным – им тоже некий
неприметный шепнул, что в парке неподалеку убивают господина жандармского
ротмистра…
– Интересно… – задумчиво протянул Бестужев. –
Похоже, у меня тут есть не только неизвестные враги, но и неизвестные благодетели.
В толк не возьму, кто бы это мог быть…
– Поедете со мной в часть? Я его сейчас в оборот
возьму…
– Я вас прошу, Ермолай Лукич, подождите до утра, –
твердо сказал Бестужев. – Слышали, что он нам преподнес? Чувствую, будет
тупо стоять на своем: спьяну решили пошалить с прохожим… Пусть до утра посидит
в надежном месте, помучится неизвестностью. Те, что с ним были, наверняка столь
же невысокого полета птички. Нам не они нужны. А утром, получив ответ из
Петербурга, и начнем, благословясь. У вас случайно нет людей, пригодных для
наружного наблюдения?
– Откуда? – грустно сказал Мигуля. – Эти
архаровцы, – кивнул он на Зыгало с Мишкиным, державших пленного, – не
годятся. А других взять неоткуда. Был бы жив Петенька, глядишь, и придумали бы
что-нибудь, а так… Я его все же попытаю, кто с ним был?
– Ну, пожалуй что, – кивнул Бестужев. – Но,
повторяю, особенно не усердствуйте, неизвестностью помучайте… – Он
спохватился, вспомнил про записку и потянул из кармана часы. – Я пойду в
гостиницу…
