Да, и еще одна проблема. Мне жизненно необходим
один-единственный человек! Как мне разыскать моего физика?!"
***
Год и три месяца назад она впервые влюбилась.
Сегодня шестнадцатое апреля. Целых пятнадцать месяцев... И год назад она его
потеряла, хотя он никогда и не принадлежал ей. Наташа не верила, что это
любовь, но как еще назвать самое сильное чувство из всех, которые она
когда-либо испытывала?
Как трудно: уже год физику вместо Максима
Викторовича ведет директор... Директор прикольный, но строгий. Он интересно
ведет урок, но требования свои выполнять требует неукоснительно. А Максим мог
даже не ставить двойку за невыполненное домашнее задание - правда, только
впервые. А на второй раз говорил ученику: "Ты не уважаешь меня, так почему
я должен идти тебе навстречу?" А когда ученик начинал придумывать разные
отговорки, мол, плохо себя чувствовал, поэтому не выучил, или мама плохо себя
чувствовала, и надо было за ней ухаживать, или случилось важное непредвиденное
событие (тут фантазия школьников выдавала неподражаемые опусы), Максим
повторял: "Желание - тысяча возможностей. Нежелание - тысяча причин!"
Наташа сразу записала эту фразу, чтобы при случае сказать кому-нибудь еще...
Максим... Трудно, больно вспоминать о нем каждый раз, глядя на директора. Небо
и земля. Максим молодой, с ним было очень легко...
Максим... Наташа чертила это имя везде - в
купленных учебниках чуть ли не на каждой странице, в тетрадях, на чистых,
случайно попавших под руку кусочках бумаги... В своем личном дневнике время от
времени посвящала целую страничку его имени, расписанному на разные лады и
разными фломастерами...
Школьный субботник. Ребята убирали на стадионе
за школой опавшие листья, сухие ветки деревьев.
Наташа зачем-то повернулась. Зачем-то сделала
несколько шагов в сторону забора и, сама не зная почему, остановилась. Через
несколько секунд там, за забором, по дорожке, ведущей к школе, прошел Он.
Сквозь ветки вечнозеленых деревьев бывшего учителя было плохо видно, но Наташа
узнала бы его и в полной темноте!
Он ее не заметил. Она стояла, окаменевшая, как
статуя, не видя ничего перед глазами и снова, как в седьмом классе, перестав
обращать внимание на все, кроме своих мыслей о нем. Жалела, что не окликнула
его. Она уже чуть старше, чем тогда. Она уже чуть умнее, правда! Она уже любит
дорогу прямо в Солнце!!! Он научил ее быть более творческой, чем банальная
отличница, и она должна сказать ему "спасибо" за это...
-- Наташ, зачем ты забрала веник? Сама не
подметаешь и другим не даешь! Давай, чем быстрее закончим, тем быстрее пойдем
домой...
-- Наташ, где совок?
-- Наташ, сходи за секатором к завхозу.
-- Наташ, пойдешь со мной отнести мусор?
Про мусор сердцу понравилось: Наташа ясно
ощутила пульс от радости, что эти пакеты с мусором надо отнести в баки с другой
стороны здания.
Наташа и Надя уже шли назад с пустыми руками,
когда бывший учитель вышел из школы, на крыльце попрощался за руку с толстым
охранником, и прошел по дворику в сантиметре от девочек.
-- Здравствуйте! -- сказали они.
-- Добрый день, -- ответил Максим Викторович. И
ушел...
Он ее не узнал? Он забыл о том, что где-то
существует девочка, с которой они вместе шли по утрам в школу? Она значит для
него ровно столько же, сколько и остальные ученики этой и других школ...
***
25 мая. Наташа сидела в кресле в своей комнате
и любовалась грамотой, которую только что получила на Последнем звонке. Она
окончила восьмой класс, как обычно, с одними пятерками. Через стол от нее в
соседнем кресле пребывал Карен.
Комната Наташи представляла собой нечто среднее
между фотоальбомом и Третьяковской галереей. Вся стена над ее письменным столом
была увешана фотокарточками совершенно разного формата. Светлая мебель у
противоположной стены казалась пестрой: на стеклянных дверцах серванта и
книжного шкафа можно было ознакомиться с историей "Б" класса:
1"Б", 2"Б", 3"Б" и т.д. Над кроватью
"висели" ее друзья, друзья ее друзей и просто природа. На входной
двери, как с внутренней, так и с внешней стороны - путешествия в картинках:
Москва, Санкт-Петербург и Париж, где она была со знакомым своего папы и его
дочерью. На телевизоре тоже стояли фотографии - восход и заход солнца, снег,
дождь и сочинская радуга. Мама уже устала ругать дочку за то, что она портит
еще свежие обои и мажет клеем совсем новую мебель.
Зато это все создавало неповторимый уют,
особенно та стена, у которой сейчас сидели они с Кареном: здесь находились
Наташи - от рождения до 13 лет. Карену очень нравились черно-белые снимки, где
Наташе еще не было трех лет. Он часто сравнивал ту карточку, где изображена
восьмимесячная Наташка с дедовой капитанской фуражкой на головке, и эту
девушку, сидящую сейчас перед ним. Парень иногда просто не мог глаз от нее
отвести. Темно-каштановые волосы длиной до середины спины, удивительно
выразительные каре-зеленые глаза в обрамлении черных густых ресниц, четкий
прямой носик, чувственные и, наверное, сладкие губы (у Карена что-то заныло в
груди) - все это составляло ее неотразимый облик. Она маленького роста, но
худенькая - а значит, пропорции соблюдены. В свои недавно исполнившиеся
четырнадцать девушка выглядела лет на шестнадцать-семнадцать - никакой
небрежности во внешнем виде, только идеал. Столько девчонок за ним бегают, а
эта - нет!
Наташа отвлекла его от этих мыслей:
-- Карен, я хотела показать тебе один стих...
Точнее, вчера это была песня. Я хотела бы, чтобы ты оценил...
Наташа встала, подошла к "стенке", к
центральному шкафу, открыла дверцы.
-- У тебя везде такой порядок? -- иронично
прокомментировал ее друг, намекая на груду книг и тетрадей, сложенных Мамаевым
курганом в "комбинированном шкафчике".
Наташа протянула ему двойной тетрадный лист в
клеточку.
-- Только не смейся. Я жду от тебя серьезного,
искреннего отзыва.
Карен с недоумением взял бумагу в руки. Его
подруга никогда не писала в стихах серьезных вещей.
Я помню каждый твой взгляд,
Ведь их и было не много.
Не знаю, кто виноват,
Но только жизни дорога,
Едва дойдя до тебя,
Свернула вспять и подальше...
И я попала в тот мир,
Где есть места только фальши.
Так мы расстались с тобой,
И, видно, очень надолго.
Тебя заменит другой,
Чья будет ближе дорога.
Мы оба знаем, что мир
Лишь для поэтов так тесен.