Максим поднялся из-за стола, обошел друга, взял
свои вещи и зашагал к выходу.
А в холле, прямо у дверей его догнала Наташа.
-- Максим Викторович, Вы куда собрались? --
смотрела она растерянно на ключи от машины у него в руке.
-- Покурить, -- ответил он неприветливо.
Вышел на улицу и тут же "стрельнул"
сигаретку у случайного прохожего. Наташа, как на поводке, следовала за ним.
-- Курить вредно, -- аккуратно вставила свое
слово девушка.
-- Я сам решу, что мне делать, ладно?! --
рявкнул Макс, словно перепутал ее с Костиком. И вздохнул, поняв, что она не
виновата в том, что он ругается с другом.
Ей стало обидно от его грубости, но девушка
знала, что это неспроста. Предложила ему компромисс:
-- Давайте, я не стану спрашивать, в чем дело,
а Вы не будете мне грубить? Вы покурите, и мы поболтаем о чем-нибудь
нейтральном.
Наташа стояла рядом и поглаживала его по плечу.
Мужчина согласился, хоть и без особого энтузиазма. Ему стало приятно и легко на
сердце от того, что она не сделала из его поведения проблему.
-- Пойдем вон туда, в парк, -- попросил он, и
зашагал в темноту ночи. Наташа послушно отправилась следом.
Переходя через дорогу, ослепляемая фарами,
тревожно дернула его за рукав:
-- Максим Викторович, остановитесь, пусть
машины проедут.
-- Не бойся, они нас не заметят, --
"успокоил" учитель и взял ее за руку.
Забрались в беседку неподалеку от дороги.
Максим присел на перила беседки и медленно и размеренно курил сигарету, а
Наташа стояла рядом и исподтишка разглядывала его. Надеялась, что в темноте он
этого не заметит. На нем был темно-синий облегающий свитер со сквозной
"молнией", немного расстегнутой сверху, и его фигуру можно было
представить довольно правильно. Наташа первый раз поймала себя на том, что
интересуется телосложением взрослого мужчины, а не мальчишек из класса, за
которыми девчонки обычно наблюдают на физкультуре. И мужское тело ей все-таки
нравится больше, чем пацанское, главным образом, потому, что плечи у мужчины
крупнее и шире, чем у пацана-школьника. Он кажется надежнее, чем любой
школьник.
Когда Максим подносит сигарету к губам, и
тлеющий пепел освещает руку и лицо, Наташино внимание целиком переключается на
его пальцы. Интересно, о каких чертах личности говорит привычка держать
сигарету указательным и большим пальцами, а не между указательным и средним?
Красивые пальцы. Аккуратные ухоженные ногти. Огонек отражается в его глазах и
напоминает блеск во взгляде.
-- Нравлюсь? -- вдруг спросил он с улыбкой.
Наташа, наверно, покраснела. Кивнула ему
смущенно, ведь не отрицать же это! Он погладил ее по волосам свободной рукой.
-- Тебе не жалко тратить на меня время?
-- Нет, -- ответила девушка уверенно. -- На
кого же тогда его тратить?! Я никого лучше Вас не знаю.
-- Ты и меня особо не знаешь.
-- Я Вас чувствую. Этого достаточно.
Максим не очень понял, что это значит, но на
интуитивном уровне поверил: этого, действительно, достаточно. Хотя, возможно,
именно это он и обозначил недавно словами "она меня легко понимает".
Затушил об перила остаток сигареты и метко забросил окурок в мусорку.
-- Холодно, да? -- спросил он, глядя, как
Наташа, оставив кофту в клубе, старается побороть зябкую дрожь. -- Иди сюда.
Идти ей никуда было не надо, она и так стояла
на минимальном расстоянии; Максим обнял ее обеими руками, крепко прижав к своей
груди, и Наташа с охотой пристроилась у него на плече. Даже объективно стало
теплее, не говоря уже о том, что осознание этой желанной близости греет душу.
-- Когда решишь ехать домой - скажи, я тебя
отвезу, -- напомнил учитель, и Наташа, чуть отстранившись, заглянула ему в
глаза.
-- Мне здесь хорошо, -- сказала она тихо. -- А
там - плохо. Вам завтра рано вставать?
-- Нет, буду спать до обеда. Просто о тебе
беспокоюсь.
-- Я сама о себе побеспокоюсь. Можно, я сама
выберу, что мне лучше?
Максим неохотно кивнул и, поглаживая ее по
спине, робко признался:
-- Я не уверен, что ради нескольких часов со
мной стоит жертвовать отношениями с мамой.
-- Давайте, как-нибудь обойдемся сейчас без
моей мамы? -- потребовала Наташа, ясно дав понять, что берет лидерство на себя.
Парень ничего не ответил, да и вообще
разговаривать уже не хотелось. Когда она рядом, к тому же в его руках, желание
только одно: заботиться о ней, согреть, защитить. Боясь спровоцировать его на
очередной отказ, Наташа лишь сдержанно прижималась лобиком к его подбородку, и
они так и стояли, тесно сомкнувшись и беседуя вполголоса - звенья одной цепи.
-- Щетина не колется? -- спрашивал он, целуя ее
щечку-яблочко.
-- Да почти нет, нормально.
А если и сильно "да", она все равно в
этом не признается.
-- Я так тебя люблю! -- прошептала она с
отчаянием, смущенно опустив голову.
Ощутив, как он взамен обнял ее крепче, вдохнула
поглубже прохладного сладкого воздуха: не плакать! Ну как он может
сдерживаться, весна же?! Наташа тянулась к нему каждой клеточкой своего тела,
пытаясь спровоцировать на продолжение поцелуев, и он понимал, чего она хочет.
-- Не спеши, -- сказал он тихонечко. Наташа
почти не расслышала, но послушалась.
В темноте не видно выражения его лица, но по
коже скользит его легкое дыхание, а это значит, что он не отстраняется и не
отворачивается.
-- Я вообще не уверен, что могу разрешить себе
это делать.
-- А есть хоть одна причина, по которой нельзя?
-- Наташа почувствовала, как у нее сами собой нахмурились брови. -- Потому что
я мелкая? Или потому что волей судьбы мы обитаем в одной школе?
-- Ты удивишься, но совсем не поэтому, --
признался он и чмокнул ее в кончик носа.
Наташин оскорбленный тон моментально исчез:
-- А почему тогда? Я не понимаю.
Согревшись, робко попыталась его обнять,
котеночек: карабкается лапками по свитеру на плечо. Максим взял ее руки и
по-хозяйски положил себе вокруг шеи.
-- Знаешь, когда после свадьбы ты плакала в
машине... Мне выше крыши хватило одного того дня. Я не хочу, чтобы ты так
переживала из-за меня, но ничего другого из наших свиданий не выйдет. Ты будешь
жалеть.
-- Жалеть о том, что делает меня счастливой? --
уточнила она в своей любимой каверзной манере.
Неподалеку по дороге шуршали машины одна за
одной, прерываясь на время, чтобы дать парочке в беседке послушать шум листвы
от ветерка. Из клуба еле-еле доносились низкочастотные биты, даже не громыхая,
а всего лишь напоминая о себе. По тротуару иногда стучали каблучки и проходили
мимо голоса веселой молодежи, а беседка так густо оплетена по-весеннему
разыгравшимися лианами, что весь мир остается за ее пределами.
