– Вот ведь грызуны сопливые, – проскрипел старик. – Об меня, о семнадцатилетнего, батька все вожжи измочалил, когда девку, свою погодку, порушил на повети. А про этих еще и в районке, твою мать, отписали. Герои! Дык что ж, другие теперича так же не побегут? Побегу-у-ут. А потомока мамкам в подолах понесут: «Нате, матушка, нянькайтесь».
«Хрен понесут, – подумал я. – О том, как предохраняться, детишки знают сейчас лучше взрослых». Но вслух ничего не сказал. Меня больше волновала моя собственная судьба. А про то, куда же я теперь двину дальше из этого Микуня, в котором топят в сортирах лосей, не было сказано не единого слова.
Но стоило нам немного разобраться с обедом, как меня тут же взяла в оборот Рита. Открыла шифоньер, достала оттуда белую рубашку, пиджак и галстук.
– Переодевайся, – коротко распорядилась она и, когда я смерил ее и предлагаемую мне одежду вопросительным взглядом, расхохоталась. – Чего зыркаешь? Не боись, не женить тебя поведем, красавца такого. На ксиву сфоткаю, да и только. Одевайси-и-и.
Рубашка оказалась мне велика, пиджак, наоборот, настолько мал, что я с трудом смог застегнуть его на все пуговицы, а галстук, похоже, давали жевать теленку.
– М-да-а-а, – вздохнул я, осматривая себя в зеркало. – Видик, конечно.
– Как раз то, что надо, – успокоила меня Дюймовка. – Ты что же, как лорд английский выглядеть хочешь? Это таежник-то? Как раз самое то для наших медвежьих углов.
– В натуре, ништяк, – подтвердила Рита. – У нас в телогрейках женятся, а тут… Айда в тую комнату.
– А побриться?
– Ты что, братан, охренел? Зачем еще бриться? Чтобы один к одному с ментовскими ориентировками? Пошли, пошли фоткаться.
Меня сфотографировали обычным «Зенитом» со вспышкой, которая сработала только с четвертой попытки.
– Уверена, что все получится? – спросил я.
– Не в первой, – гордо ответила Рита и принялась перематывать пленку. А я поспешил поскорее избавиться от тесного пиджака.
– Куда мне теперь? – спросил у Дюймовки.
– Куда, куда? Сиди здесь, отдыхай, бухай. Хочешь, телек включи. Вон видик есть. – Ольга подошла к тумбочке для телевизора и вывалила из нее несколько видеокассет. Хихикнула: – Вчера с Риткой та-а-акую порнуху смотрели!
Старик, продолжавший сидеть за столом и лущить корявыми пальцами очередную чесночную головку, смачно сплюнул.
– Бесстыжие!
– Во, «Маша». – Ольга не обратила на дядю Пашу никакого внимания и сунула кассету в гнездо. – Захочешь, включай. А мы с Риткой пока до братвы прошвырнемся. Тебе же надо ксиву выправлять…
Развратной «Магне» я предпочел старый диван в той комнатке, где меня фотографировали. Поспать нынешней ночью почти не довелось, а после водки, выпитой за обедом, я начал клевать носом. Рита выдала мне подушку и одеяло, Дюймовка не преминула поцеловать меня на сон грядущий и заметила:
– И правильно. Выспись. А «Магну» лучше ночью вместе посмотрим, когда старый спать ляжет. А то опять плеваться начнет.
Я тут же с ужасом предположил, что мне предстоит еще одна любовная интрижка в Республике Коми. У проклятой Ольги, похоже, закончились «краски». А у меня вот скоро закончатся силы.
Эх, скорее бы свалить отсюда подальше.
* * *
Отлично выспавшись днем, вечером я добавил себе жизненной активности бутылкой водки, выпитой почти в одиночку, и несколькими стаканами домашнего пива, которое, как меня уверяла Дюймовка, «совершенно не пьяное». Типа, его можно смело давать хоть грудному младенцу.
Как грудному младенцу, не знаю, но у меня после этой браги все двоилось настолько, что, смотря телевизор, приходилось, как на приеме у окулиста, прикрывать один глаз ладошкой. Что я пытался смотреть по этому телевизору, наутро я вспомнить не смог. Наверное, «Магну». Или что-то подобное. И при этом занимался всякими непотребствами с Ольгой – как же без этого? Во всяком случае, утром я обнаружил себя в одной с ней постели. Сделал соответствующие выводы, напялил трусы и, с трудом выдерживая курс, отправился в ванную хлебать из-под крана холодную воду. Проклятое комяцкое гостеприимство!..
Повод для вчерашней пьянки Рита и Ольга нашли весьма подходящий. Даже не повод – более того, причину. Самую настоящую, наисерьезнейшую причину!
Я опять стал человеком с паспортом! Гражданином России Куликом Михаилом Михайловичем, 27 лет от роду, проживающим в поселке Олема Архангельской области. Не женатым, естественно. Водолеем по гороскопу…
Я посмотрел в зеркало, узрел там свою опухшую бородатую рожу и грустно вздохнул: желаемый результат достигнут, я теперь ничем не отличаюсь от аборигенов. Потом я заставил себя залезть под холодный душ и, чуть-чуть освежившись, вышел из ванной уже более похожим на человека, чем десять минут назад.
– Коста, ты, что ли, там бродишь? – прокричала из кухни Рита.
– Угу.
– Иди-ка сюда. – И, дождавшись, когда я предстану пред ее очами, с мокрыми растрепанными волосами и в женском халате, который спер с вешалки в ванной, подсунула мне под нос полный стакан водки. – На, поправься, братишка.
Я тут же чуть не сблеванул в мойку, до отказа забитую грязной посудой. Но потом сумел взять себя в руки и выцедил сквозь зубы всю отраву до донышка. Похмелился.
– Фу! Вот с этого и начинается алкоголизм, – простонал я и закусил соленым огурчиком.
– Ништяк, – заключила Рита. – Тебе надо быть в форме. У тебя сегодня непростой день.
– Последнее время все дни у меня непростые, – пожаловался я и пошел собираться в дорогу…
Естественно, бабы все напутали с расписанием «дизелей» до Сыктывкара, и только мы собирались сесть за стол и позавтракать, как в квартиру ввалился разбитной белобрысый малый, шлепнул по необъятной заднице Риту, поцеловал в щечку Дюймовку и протянул мне синюю от многочисленных наколок руку.
– Данила, – представился он, – вместе поедем, братан, – после чего набулькал себе полный стакан водки, опрокинул его в себя, запил домашним пивком и радостно крякнул: – Живем, молодухи! Чего разобранные еще? Тачка внизу. У вас пять минут.
– Какие пять минут? – всполошилась Дюймовка. – Че гонишь? Еще больше часа! В полпервого поезд…
– А в полдвенадцатого не хочешь?
– В полпервого! Позавчера спецом на вокзал заходила, расписание глядела.
Данила расхохотался.
– Какими глазищами-то глядела, не помнишь? Кривая как сабля турецкая. Да снасильничали бы тебя, так ты бы наутро и не вспомнила б… Нет, ну бабы дуры, – посмотрел он на меня, явно ища поддержки.
Но какое я (накануне сам нажравшийся до беспамятства) имел право сегодня кого-нибудь обвинять?
– Нормалек бабы, – только и смог пробухтеть я.
– Эт-та точняк. Коста, давай с народом прощайся. И покатили. Опаздываем…
