– Бруно тоже черный?
– Ноу. Белый. Русский. Страшный человек. Он давно знать Макс, еще из Таллинн. Бруно предложить делать новый бизнес в Сайнт-Питерсбург. Макс приехать. Звать нас работать.
– Интересно, – прищурился Рэмбо. – Такой большой и страшный, что я впервые о нем слышу. Ладно, сейчас разберемся, что за хрен с горы. – Невский сосредоточился на телефоне. Модель и даже фирма-производитель была ему незнакома, но разобраться в английском меню оказалось несложно. Влад нашел в списке номеров нужный, подал знак, чтобы все молчали, и стал ждать соединения. Наконец, услышав ответ, заговорил:
– Макс? Доброе утро. Тебе привет. От Нгамиби. Он здесь. Рядом. Ну конечно, обезьяна черножопая, тебе уже сообщили. Хороший у тебя бабуин. Разговорчивый. Много интересного нам рассказал. Назад ты его получишь только после того, как мы с тобой обсудим проблему. Ты, гнида черномазая, приехал в мой город. Делаешь здесь на наркоте большие деньги. А налоги не платишь. Очень плохо. У нас так не работают. У нас все платят. Андестенд? Варианта два. Или ты сегодня же максаешь мне штраф, тридцать тысяч баксов, и дальше – каждый месяц по двадцать пять процентов от прибыли, или прямо сейчас покупаешь оптом участок земли на Южном кладбище. Такой, чтобы сразу на пятнадцать могил хватило. Что? Договорился? С кем? Никогда о таком не слышал. Но уже очень хочу познакомиться. Короче, передай своему хозяину – через два часа я буду ждать его в ЦПКиО, – Рэмбо в двух предложениях объяснил, где конкретно он забивает стрелку. – И еще передай: я не собираюсь его мочить. Пока не собираюсь. Я хочу обсудить тему. Но если страшно – пусть приезжает на танке и берет с собой целую армию. Мне плевать. Давай, черномазый, звони, обрадуй хозяина. Как мое имя? Скажи – Вася. Да, просто Вася.
Влад отключил связь, вернул телефон Фюреру. Посмотрел на Фрола.
– Собери бойцов, Денис. Человек двадцать. Раздели на две группы. Пусть возьмут из арсенала трещотки и четыре гранатомета. Поставь скрытое наблюдение за адресами, которые назвал этот ленивый. Пацаны пусть не отсвечивают, ждут поблизости. Когда дам команду – дома уничтожить. И чтобы камня на камне не осталось, и ни один черномазый живым не ушел. Давай, командуй.
Невский перевел взгляд на главаря скинхедов.
– Ты мне очень помог, Стас. Спасибо. Лавэ получишь, как договаривались. Задрот мне больше не нужен. Ничего интересного он уже не скажет. Однако я обещал оставить его в живых. И даже, – Невский зловеще оскалился, – обеспечить до конца жизни бесплатным питанием и крышей над головой. Обещания надо выполнять. Но ведь и наказать тоже надо, как считаешь?
– Отдайте его мне, Владислав Александрович! – сжал кулаки Карташов. – Жить будет, обещаю! Но ходить и ебать – уже никогда.
– Экий ты, Фюрер, однако, садист, – вздохнул Рэмбо. – Нет. Слишком просто для такой твари. Без изюминки. Поэтому мы сделаем иначе. Ты как-то рассказывал мне о знакомом пластическом хирурге… Чудной такой дядька, с фантазией. Бомжей и шлюх уличных по сто баксов за штуку у хулиганья покупает и кромсает почем зря. Он еще жив?
– Жив, куда денется. У него на даче в подвале целая операционная, по евростандарту, – фыркнул скинхед. – И крематорий, чтобы с лишним мясом не возиться. Мы чудика не трогаем. Наоборот. Лечит наших, когда покоцают. Врач толковый. С придурью, конечно, но дело нужное делает. Город от быдла и блядей приблудных, хохлушек да молдаванок, очищает. У него даже кликуха – Дворник.
– Вот-вот, – кивнул Влад. – Отвези к Дворнику нашего гостя. Пусть лепила сделает говорящей обезьянке лоботомию. Или, если не захочет с мозгами возиться, просто отрежет язык, руки по локти и ноги по колено. Вжик-вжик электропилой, и готово. Потом пусть оставит самовар у себя. А когда пациент оклемается, погрузите то, что от него останется, в багажник и отвезите к хоспису для дебилов и убогих. Это, если не ошибаюсь, где-то недалеко от Шлиссельбурга. Бросьте там возле входа. Будет ему и тихая спокойная жизнь за государственный счет, и бесплатное питание, и крыша над головой. До гробовой доски. Все, как было обещано.
– Шайтан! Шайтан! Шайтан! – поняв, что собираются с ним сделать, забился в конвульсиях наркоторговец, но Муромец точным и сильным ударом ногой в живот заставил его заткнуться. На смену громким ругательствам пришел протяжный утробный хрип.
– Это круто, – высказал свое мнение впервые открывший рот Муромец. – Я бы до такого не додумался.
– Так это ты, брат, – похлопал его по плечу Карташов, не упустивший очередного удобного случая прогнуться перед Рэмбо.
Невский хмыкнул, мысленно обозвав купленных им с потрохами главарей питерских скинхедов сопливыми щенками, несмотря на военное прошлое Стаса. Знали бы эти недоделанные лысые эрзац-патриоты, как в девяностых годах в его группировке казнили особо отличившихся врагов. Давили асфальтовым катком или гусеничным трактором, замораживали в холодильной камере, растворяли в серной кислоте, бросали в расплавленный металл или истекающих кровью, связанных по рукам и ногам в яму с голодными крысами – вот это действительно было серьезно. Прежде всего в качестве метода устрашения, на будущее. Так что Нгамиби, сошке мелкой, можно сказать, еще повезло. С его хозяевами, Максом и Бруно, будет совсем другой разговор. Но прежде надо выяснить, что за лось этот Бруно – «страшный русский», имеющий связи с влиятельным нигерийским наркокартелем и легко пообещавший черномазым выродкам свое покровительство и защиту в Питере. Уж не гэбэшник ли больше звездный, часом, с лохматой лапой и друзьями во всех конторах – от Большого дома до Смольного? Из тех настоящих спецов-чекистов, кто во времена большого хапка предпочел не высовываться, не сверкал рожей перед фотовспышками, не лез во власть, а являлся самым что ни на есть реальным «бойцом невидимого фронта», попутно обрастая связями за бугром, в том числе и среди главарей тамошнего криминального элемента? Почему нет? Очень возможно. Если это предположение подтвердится, то расклад окажется кардинально иной. Но отступать уже поздно. Да и не в его, Рэмбо, привычках не доводить начатое дело до конца и не выполнять данные самому себе обещания отомстить за смерть Гоши Сахалинского. На стрелку он поедет. Сам. Как в старые добрые времена. Первый раз за последние пять лет. И проведет ее как положено, по понятиям. Кем бы этот гребаный Бруно ни оказался.
– Черного свяжите, заткните рот и уберите назад в багажник. Дождись Серегу, художника, – Влад посмотрел на Фюрера. – Объясни ему ситуацию, без лишних подробностей. Предупреди, чтобы держал язык за зубами. Скажи, обезьяны попали под раздачу от братвы. И никаких «третьих глаз» ему больше не видать как своих ушей. Пусть рисует нетленные шедевры как раньше, без дури в мозгах. В общем, разберешься, не маленький.
– Все сделаем в лучшем виде, – заверил Карташов. – Как только доставим Лумумбу к Дворнику, я сообщу.
– Это уже не обязательно. Давайте действуйте. – Влад пересекся взглядом с Муромцем, кивнул, и вышел из гаража. Прошел мимо говорящего по телефону Фрола, сел на заднее сиденье «БМВ». Зажег потухшую трубку. Посмотрел на часы. Девять ноль семь. Максимум через час оба дома в Коломягах, где обитали нигерийцы, будут взяты братвой под наблюдение. К моменту стрелки с Бруно вооруженные до зубов пацаны выдвинутся к объектам и будут готовы уничтожить их, вместе с жильцами, по первому приказу.
