Слава Богу, что при тебе оказался газовый баллончик. Ты
считаешь, что старина Дор тоже видит ауры? Что некто из того мира приказал ему
положить баллончик в карман твоей куртки?
Ральф беспомощно пожал плечами. Подобная мысль уже приходила
ему в голову, но через некоторое время земля начинала уходить у него из-под
ног. Потому что если Дорренс поступил именно так, отсюда следовало, что некая
(бытие) сила или существо знало, что Ральфу потребуется помощь. Этой силе — или
существу — также должно было быть известно, что: во-первых, Ральф в воскресенье
отправится в библиотеку; во-вторых, достаточно теплая погода изменится
настолько, что потребуется куртка; в-третьих, какую именно куртку он
предпочтет. Другими словами, речь шла о некой силе, обладающей даром предвидения.
Мысль, что его могла заметить такая сила, пугала до смерти. Ральф признавал,
что в случае с аэрозолем вмешательство, возможно, спасло ему жизнь, но страх
все равно перевешивал.
— Возможно, — произнес он. — Возможно, это нечто
действительно использовало Дорренса как мальчика на побегушках. Но почему?
— И что нам делать теперь? — добавила Луиза.
Ральф мог только покачать головой.
Луиза взглянула на часы, зажатые между фотографиями мужчины
в пальто с енотовым воротником и легкомысленного вида молодой девушки, затем
потянулась к телефону.
— Почти половина четвертого! Боже мой!
Ральф прикоснулся к ее руке:
— Кому ты собираешься звонить?
— Симоне Кастонья. Сегодня днем я, Симона и Мина собирались
отправиться в Ладлоу поиграть в покер, но после всего случившегося
старушка-трусишка рискует проиграть последние трусишки. — Луиза рассмеялась, а
затем мило покраснела: — Просто фигура речи.
Не успела женщина снять трубку, как Ральф, прикрыв ладонью
ее руку, произнес:
— Отправляйся играть в покер, Луиза.
— Правда? — Ее взгляд одновременно выражал сомнение и
разочарование. — Да. — Ральф еще не совсем четко понимал происходящее, но
чувствовал, что положение скоро изменится. Луиза говорила, что ее подталкивают,
у Ральфа же это ощущение ассоциировалось с течением, так река несет попавшего в
беду в утлой лодчонке. Но он не видел, куда его несет; берега затянуты черным
туманом, и теперь, когда течение ускорялось, он слышал гул порогов, поджидающих
впереди.
«И все же, Ральф, есть и тени. Тени во мгле». Верно. К тому
же от этого не становится спокойнее. Может быть, это просто деревья, похожие на
когтистые щупальца… Но, с другой стороны, они вполне могут оказаться и
когтистыми щупальцами, притворяющимися, что они деревья. До тех пор, пока Ральф
не знал ничего наверняка, ему хотелось, чтобы Луиза не оставалась в городе. У
него возникло непреодолимое предчувствие или, возможно, всего лишь надежда,
переродившаяся в предчувствие, — что доктор N3 не сможет последовать за ней в
Ладлоу.
«Тебе не могут быть известны такие вещи, Ральф». Возможно, и
так, но он чувствовал свою правоту и к тому же был убежден, что в мире аур
чувствовать и знать означало почти одно и то же. Наверняка Ральф знал только
одно: доктор N3 еще не отсек «веревочку» Луизы; это Ральф видел собственными
глазами, как и радостное, здоровое свечение ее молочно-голубой ауры. И все же
Ральф не мог избавиться от растущей уверенности, что доктор N3 — безумец-док —
намеревается перерезать «веревочку» и, несмотря ни на что, перерезание этой
пуповины — смертельный, убийственный акт. «Предположим, ты прав, Ральф!
предположим, он не сможет сегодня добраться до нее в Ладлоу. А завтра?
Послезавтра? На следующей неделе? Где же решение? Пусть она позвонит своему
сыну и этой стерве-невестке и сообщит, что изменила мнение о Ривервью Эстейт и
согласна перебраться туда?»
Ральф не знал. Но ему требовалось время на размышление, и он
понимал, что конструктивное раздумье невозможно, если он не будет уверен в
полной безопасности Луизы, хотя бы временно.
— Ральф? Опять у тебя растрепанный взгляд.
— Какой взгляд?
— "Растрепанный". — Луиза поправила прическу. —
Это слово я использовала для описания мистера Чесса, когда он делал вид, что
слушает меня, а на самом деле думал о своей коллекции монет. Я безошибочно
узнаю этот взгляд, Ральф. О чем ты думаешь?
— Луиза, когда ты собираешься вернуться с вечеринки с
картами?
— Ну, это зависит от ряда причин.
— И каких же?
— Зайдем мы или нет полакомиться шоколадными пирожными.
Луиза говорила с видом человека, открывающего военную тайну.
— Предположим, вы сразу отправитесь домой.
— Тогда в семь. Или в семь тридцать.
— Как только придешь домой, сразу же позвони мне. Ты это
сделаешь? — Да. Ты хочешь, чтобы я уехала из города, правильно? Именно это на
самом деле означает твой растрепанный взгляд?
— Ну…
— Ты считаешь, что это отвратительное лысое существо хочет
навредить мне, так?
— Я допускаю подобную мысль.
— Он может навредить и тебе!
— Да, но…
«Насколько мне известно, Луиза, пока он еще не носит ни
одной из моих излюбленных вещиц».
— Но что?
— До твоего возвращения со мной ничего не случится, вот и
все. — Ральф, вспомнив ее язвительное замечание по поводу современных мужчин,
попытался напустить на себя строгость. — Поезжай играть в карты и предоставь
это дело мне. Это приказ.
Кэролайн бы в подобных обстоятельствах либо рассмеялась,
либо рассердилась от такого подражания требовательным, крутым главам семейств
из «мыльных опер». Луиза, принадлежавшая к абсолютно иной школе женской мысли,
лишь кивнула и, по всей видимости, была довольна, предоставив ему право думать
и решать за нее.
— Хорошо. — Она взглянула ему прямо в глаза. — Ральф, ты
знаешь, что тебе делать?
— Нет. Пока еще нет.
— Хорошо, что ты признаешься хоть в этом. — Положив руку ему
на плечо, Луиза легонько поцеловала Ральфа в губы. В паху у него разлилось
благодатное тепло. — Я поеду в Ладлоу и выиграю пять долларов в покер у глупых
девчонок, а вечером мы поговорим о том, что нам делать дальше.
Договорились?
— Да.
Мимолетная улыбка, промелькнувшая скорее в глазах,
предполагала, что они смогут не только поговорить, если Ральф отважится… И в
этот момент Ральф ощутил себя отчаянным смельчаком. И даже суровый взгляд
мистера Чесса не поколебал его решимость.
