Весь зал обращает глаза к Молли. Она становится на колени,
целует Ральфи в седло феи на носу, потом встает. Обращается она ко всем… но в
каком-то смысле говорит только с Майком, и лицо ее молит о понимании.
– Утратить одного живым лучше, чем утратить всех мертвыми. Я
голосую «за».
И она поднимает руку. За ней поднимаются и другие руки.
Камера идет по рядам, выбирает все лица, которые мы теперь знаем, и видит, как
поднимаются все руки… кроме одной.
Робби выжидает минуту, глядя на лес поднятых рук и
похоронных лиц. Надо отдать этим людям должное – они приняли страшное решение…
и они это знают.
– Кто «против»? – мягко спрашивает Робби. Поднятые руки
опускаются. Майк, не поднимая глаз, выбрасывает руку высоко в воздух.
– Всеми голосами против одного, – объявляет Робби. –
Предложение принято.
Часы показывают девять тридцать и бьют один раз.
Открывается дверь, и входит Линож, держа трость в одной руке
и Замшевый мешочек в другой.
– Приняли ли вы решение, люди? – спрашивает он.
– Да, – отвечает Робби. – Решение в вашу пользу.
– Прекрасно, – говорит Линож. Он проходит мимо заднего ряда,
останавливается, дойдя до прохода, и смотрит на родителей.
– Вы сделали правильный выбор.
Молли отворачивается – ей мерзко одобрение улыбающегося
монстра. Линож видит ее отвращение, и его улыбка становится шире. Он идет
медленно по проходу, держа перед собой мешок с шариками.
Всходит по ступеням, и Робби быстро отодвигается от него в
сторону с полным ужаса лицом. Линож стоит возле трибуны, с доброй улыбкой глядя
на своих заложников.
– Вы сделали трудную вещь, друзья мои, но вопреки всему, что
мог тут говорить вам констебль, вы поступили хорошо. Вы поступили правильно.
Это было единственное, что хорошие, любящие, ответственные люди могли сделать в
данных обстоятельствах.
Мешок он держит за завязку так, что тот свисает с его руки.
– Это – колдовские камни. Они были стары, когда мир был юн,
и с их помощью решали великие вопросы еще до того, как Атлантида погрузилась в
Африканский океан. Здесь семь белых камешков… и один черный.
Линож замолкает… улыбается… и чуть видны кончики его клыков.
– Вы не можете дождаться, чтобы я ушел, и я не виню вас.
Тогда пусть выйдет по одному родителю каждого ребенка, если не трудно. Закончим
это дело.
Камера показывает островитян. Они впервые нутром поняли, что
сейчас сделали. И еще поняли, что поворачивать обратно поздно.
Линож улыбается. Показывает кончики клыков. И держит мешок.
Время выбирать.
Затемнение. Конец акта пятого.
Акт шестой
Над ночным проливом кончился снегопад, и луна проложила
золотую дорожку к материку.
Безмолвная Мэйн-стрич засыпана снегом.
Здание мэрии стоит, темное справа и ярко освещенное свечами
слева, где находится зал заседаний.
В зале медленно, очень медленно идут по центральному проходу
родители: Джилл, Урсула, Джек, Линда, Сандра, Генри, Мелинда. Последней идет
Молли Андерсон. Она умоляющими глазами смотрит на Майка.
– Майк, прошу тебя, попытайся понять…
– Что ты хочешь, чтобы я понял? Вернись и сядь рядом с ним.
Не принимай участия в этой мерзости.
– Не могу. Если бы ты только понимал…
Майк смотрит в пол. Он не хочет смотреть на Молли, не хочет
ничего этого видеть. Она это понимает и скорбно уходит, поднимаясь по ступеням.
На помосте родители выстроились в линию. Линож глядит на них
с благосклонной улыбкой, как дантист, объясняющий ребенку, что больно не будет,
ну совсем не будет.
– Это очень просто, – говорит он. – Каждый вытащит из мешка
камешек. Ребенок того, кто вытащит черный, пойдет со мной. Чтобы жить долго…
чтобы видеть далеко… и знать много. Миссис Робишо? Джилл? Не согласитесь ли вы
начать?
Он протягивает ей мешочек. Кажется, что она к нему не
собирается притрагиваться… или не может.
– Давай, милая, – подбадривает ее Энди. – Бери! Она бросает
на него затравленный взгляд, сует руку в мешок, шарит там и вынимает кулак с
крепко зажатым камешком. Вид у нее такой, будто она сейчас упадет в обморок.
– Миссис Хэтчер? – предлагает Линож. Мелинда берет камешек.
Сандра следующая. Она тянет руку к мешку… и отдергивает.
– Робби, я не могу! Ты!
Но Робби близко к Линожу подходить не хочет.
– Давай, тащи!
Она повинуется и отступает, дрожа губами, и так стиснув
пальцы, что они побелели. Следующий – Генри Брайт. Он долго выбирает,
отбрасывая один (или два) чтобы взять другой. Потом Джек. Он выбирает быстро и
отступает, бросив на Энджи отчаянный взгляд последней надежды. Берет шарик
Линда Сент-Пьер. Остаются Урсула и Молли.
– Дамы? – обращается к ним Линож.
– Ты первая, Молли, – говорит Урсула.
– Нет. Прошу тебя. Ты.
Урсула резко сует руку в мешок, берет один из двух
оставшихся шариков и отступает, стиснув кулак. Молли делает шаг вперед, смотрит
на Линожа и берет последний камешек. Линож отбрасывает мешок. Он полощется в
воздухе, падая вниз… и исчезает в голубой вспышке, не успев коснуться помоста.
Островитяне не реагируют. Молчание такое плотное, что его можно резать ножом.
– Отлично, друзья мои, – говорит Линож. – Пока что все
сделано как надо. Итак, кто смелый показать первым? Отбросить страх, и ощутить,
как он сменяется сладостным облегчением?
Никто не отвечает.
– Давайте, давайте! – благодушно торопит Линож. – Разве вы
не слышали, что боги карают слабых духом?
– Я люблю тебя, Бастер! – выкрикивает Джек и раскрывает
руку. Шарик в ней белый. Говор в зале.
Выходит вперед Урсула и выставляет сжатый дрожащий кулак.
Собирается с духом, и рука ее разжимается, как пружина. Шарик белый. Снова
говор в зале.
– Давай, Сандра! – говорит Робби. – Покажи.
– Я… я… Робби, я не могу… Я знаю, что это Донни… знаю… мне
никогда не везло…
С нетерпением, с презрением к ней, Робби, желая покончить с
неизвестностью, подходит, хватает ее за руку и разжимает ей пальцы. Шарика нам
не видно, и по его лицу ничего нельзя прочесть. Но он хватает то, что у нее в
руке, и поднимает вверх всем напоказ. Дико улыбается – похож на Ричарда Никсона
в политической гонке.
