- Еще бы тебе не нравилось, - усмехнулся я, наливая себе еще пива, - за полторы штуки баксов в сутки всякому понравится. А если не понравится, то можно высказать претензию, и, будь уверен, они тут засуетятся, как наскипидаренные. У тебя есть претензия?
- У меня? - изумился Костя. - Не-ет, у меня претензий не имеется. Тут тебе не Казань, где я обнаружил под раковиной чьи-то засохшие носки.
- Вот и хорошо, - одобрил я его ответ. - А теперь давай-ка лучше порассуждаем о том, что нам предстоит сделать.
В моем номере Костя был как бы гостем. Мы тщательно скрывали, что путешествуем вместе, и, прежде чем постучать ко мне, Костя бдительно осмотрел коридор и убедился в том, что его никто не видит. Его номер был напротив, так что в случае чего он мог сразу же вмешаться в ход событий, если они станут неприятными для меня.
- Кстати, - сказал я по-английски, - мне до сих пор так и неизвестно, знаешь ли ты иностранные языки. Как насчет этого?
- Насчет этого, - без малейшей задержки ответил Костя на английском, - у меня все в порядке. Может быть, в моем английском и нет такого наглого американского прононса, как у тебя, зато я окончил английскую школу, да и в университете с иностранным у меня было все нормально. Между прочим, я еще и немецкий знаю.
И он бойко затарахтел на языке поэта Гейне и доктора Геббельса.
Я ничего не понял, но то, что с немецким у него было тоже все в порядке, до меня дошло сразу же. Поэтому я замахал обеими руками, и Костя с довольной улыбкой заткнулся.
- Так… Экзамен сдал. Давай зачетку.
- Вот она, - ответил Костя и подвинул ко мне пустой стакан.
Делать было нечего, и я выставил ему зачет, открыв новую бутылку и наполнив его стакан до краев. Пена поднялась кексом, но не потекла вниз. Хорошее пиво, подумал я и налил себе.
Мы приложились к пиву, и беседа на некоторое время прервалась.
Пиво действительно было весьма приличным. Делая заказ, я по привычке назвал свое любимое пиво «Грольш», но официант в белых перчатках пренебрежительно ухмыльнулся и сказал, что это водичка для учителей воскресных школ. А если господа желают попробовать настоящий голландский бир, то он может предложить дюжину прославленного темного «Риддер Донкера». Кругозор следует расширять, поэтому мы согласились.
Через несколько минут в номер вкатили сверкающую тележку с пивом, крабами и хрустальными стаканами. Поклонившись, слуга исчез. Темный «Риддер Донкер» и в самом деле оказался весьма приличным варевом, ничем не уступающим «Грольшу», и мое почтение к голландским пивоварам слегка подросло.
Пиво было ощутимо крепким, и, с удовольствием почувствовав, как алкоголь наносит моему организму непоправимый вред, я закурил сигарету и глубоко затянулся. Костя сделал то же самое.
Все это было весьма приятно, но не могло продолжаться долго. Мы прилетели в Амстердам вовсе не для того, чтобы накачиваться голландским пивом. Сегодня - ладно. День приезда и все такое. Но с завтрашнего утра начинаются дела, и дела серьезные, так что особенно расслабляться не стоило.
Я посмотрел на стол и увидел, что из двенадцати небольших бутылочек осталось всего четыре. Перехватив мой взгляд, Костя тоже пересчитал их и сказал голосом радиодиктора, ведущего производственную гимнастику:
- И достаточно.
- Правильно, - поддержал я его, - завтра утром ставим ноги на ширину плеч - и вперед.
- Главное - не забыть прижать локти к бокам, а уши - к голове.
- Точно.
Шутки - шутками, а действия нам предстояли грандиозные, и, помня о том, что говорила Наташа, я был склонен считать их в большей степени игрой, чем делами. Да оно так и интереснее. А кроме того - с чего начинается «Пиковая дама»?
Правильно!
Что наша жизнь? Игра!
Вот и поиграем.
И на этот раз - с бо-ольшими козырями. Я посмотрел на Костю и спросил:
- Ты уверен, что сможешь достать приглашения?
- Считай, что они у нас в кармане.
- Точно? Не забывай, что от этого зависит очень многое. Если мы не попадем на аукцион, то столкнемся с большими трудностями. Мы, конечно, все сделаем, но это будет геморрой и ненужная суета.
- Да точно, точно, - отмахнулся Костя, - не беспокойся, тезка, все будет как надо. Если ты забыл, что работа федерального спеца - грязное дело, так я тебе напомню об этом. У нас, то есть правильнее будет сказать - у них, я-то ведь уже пять лет, как не с ними, очень многое основано на шантаже. Человек, находящийся на крюке, из страха может сделать очень многое, а главное - будет держать язык за зубами. Здесь, в Амстердаме, у меня как раз есть такой человечек. Когда-то он был простым советским гражданином, потом соблазнился красивой западной жизнью и попытался стать шпионом за заграничные шмотки и тонкую пачку долларов. В общем, история как в классическом советском фельетоне. А мы, чекисты, тут как тут. Хвать его - и к ногтю. Сажать в тюрьму - резона нет. А вот сделать из него своего агента - милое дело. И пусть он не имеет никакого влияния в этой самой Голландии, куда мы его таки выпустили, но зато теперь нам с тобой нужно два приглашения на аукцион, и, уверяю тебя, он ушами землю рыть будет, а приглашения достанет.
- Это хорошо, - согласился я, - но для гарантии скажи ему, что он получит столько денег, сколько потребуется не ему лично, а для того, чтобы достать приглашения.
- Обойдется, - пренебрежительно бросил Костя.
- Нет, не обойдется, - решительно возразил я, - один только кнут, один только страх не являются гарантией. А вот ты ему и кнут покажи, и пряник дай понюхать, и тогда мы будем застрахованы от того, что он с отчаяния начнет прятаться от нас. Ведь тогда мы окажемся в дурацком положении. Понимаешь?
- Понимаю, - вздохнул Костя. - Как скажешь, так и будет.
- Мне нравится твоя понятливость. За это можно и еще по одной.
Мы разлили пиво, и я спросил:
- А чем он тут занимается?
- Он владелец похоронной конторы. Обслуживает исключительно православных русских. А поскольку их тут, как тараканов на столе у алкаша, то работы у него хватает. В общем, не бедствует.
- Ишь ты, - я покрутил головой. - Его фамилия случайно не Безенчук? А контора не «Милости просим» называется?
- Не-ет, - засмеялся Костя, - он простой советский Семен Борисович Лившиц, а если точнее, то - Соломон Борухович. А здесь он - хер ван Леевен. И считается русским.
- Ну, это нам знакомо. Я, когда в Штатах ошивался, тоже сначала не мог понять, почему это америкосы называют русскими всех, кто приехал из бывшего Союза. И армян, и евреев, и казахов. А потом привык и перестал обращать внимание.
- И это правильно, - сказал Костя и открыл две последние бутылочки.
- Так значит, будут приглашения? - строго спросил я.
